Мария - [9]

– Что со мной происходит? – прошептал он, тряхнув головой.

Вернувшись в комнату, он налил себе стакан воды и залпом выпил его.

– Что это было? Сон? Не могу вспомнить. Два часа ночи. Что меня так выбросило из сна? Почему я так тяжело дышу? Словно марафон только что пробежал. Мама права, и мне нужно к врачу? Нет, нет, что-то не то, не так. Устал? С чего? Что со мной происходит? Что? Завтра напишу заявление и через две недели уйду в отпуск.

Как ужасное может перекликаться с прекрасным? Ужас и красота в загадке. Тьма окутывала сон Генриха, но тьма источала и красоту, и ужас, чудо и страх. Или же он не спал? Он то и дело просыпался и выглядывал в окно, опасаясь, но в то же время, ожидая увидеть черного всадника.

Похороны отца прошли накануне. На них практически никого не было. Все боялись проклятия.

Утром, поднявшись, он спуститься вниз и, подходя к столовой, расслышал отрывки разговора его матери с ее старой знакомой, Анжелой, известной на всю округу сплетницей, главной по распространению слухов и выявлению примет.

– Ой, горе-то какое? – причитала та.

– Да что уж теперь говорить, – прервала ее мать. – Мы последние годы жили, как на кладбище.

– Господь с тобой. Ой, как негоже так говорить. Да еще о своем муже.

– Эх, Анжела, ты же все прекрасно понимаешь… – мать запнулась.

– Понимаю, голубушка, понимаю, но вслух не произношу. Грешно это… все грешно. Уж как владыка наш, Фридрих, отдал богу душу, так и началось у нас брожение повсюду. Ну, да ладно, что это я… о нем.

– Действительно, дорогая, не уходи так далеко, итак, на своем месте тяжко.

– Я тебе больше скажу, соседи на нас косо смотрят, – сказала Анжела.

– О чем ты?

– Да прибрать к рукам хотят, как и там, на севере.

– А что на севере, Анжела? – удивилась мать.

– Захватили родственника нашего графа, разорили, – снова запричитала подруга, – камня на камне не оставили.

– Бог с тобой. А наш-то что?

– Давеча узнал об этом, – зашептала Анжела. – Письмо пришло к нему. Еще почитай с месяц назад со странствующим монахом прибыло. Брат его просил дочь свою приютить.

– Дочь?

– Дочь, единственную наследницу, – затараторила Анжела. – Наследницу, да без кола да двора. А наш-то и обрадовался. У самого ни жены, ни детей не осталось. Вот радость старику на исходе лет! Сам-то он уже не тот, совсем одряхлел. Герцог в последний раз решил обеспокоить его собранием. Да, Генрих-то твой, кстати говоря, на полных правах будет принимать участие в них!

– Да он итак с пятнадцати лет там, – заметила мать. – Ой, сынок, пришлось ему натерпеться. Слава богу, дядю Альберта не помнит.

– Вспомниться, поверь, все вспомнится, – уверила Анжела. – Сейчас такое твориться в округе!

– Что ты все пугаешь-то?

– Давеча, тот дуб, на котором Альберт повесился, был весь воронами покрыт, – с ужасом в голосе, пролепетала Анжела. – Так не улетали, нечистые, пока мужики их дубьем не посбивали. Не к добру это. На границе земель весь скот пал. По ночам из леса вой доносится, да, слыхивала я, что огонь там адский видели. Никак ведьмы на шабаш сбираются. А в прошлую ночь у крестьянок сразу четыре сына родились. Ой, к беде, к войне. Недаром соседнее графство на нас смотрит.

– Да и мы на них, Анжела. У них, поди, не лучше там… – начала мать.

– Уж не знаю, как у них, мне нашей земли хватает. Дурные, дурные приметы… – Анжела перекрестилась.

– Да ты меньше приметам верь.

– Да как им не верить-то, когда все одно к одному. К Герамине бы сходить…

– Господь с тобой! – испугано воскликнула мать. – Анжела, она ж сама, что ни на есть, ведьма первая.

– Вот и я боюсь. Боюсь близко к лесу подойти. Ой, беда, беда. А граф-то наш? Я тебе так и не рассказала, не закончила. Племянница его с севера приехала-таки…

Анжела замолчала.

– Что ж ты? – спросила мать. – Приехала, стало быть, хорошо теперь графу.

– Приехала, – загадочно проговорила Анжела. – Одна! Через весь край. Одна на повозке. Одна, дорогая моя, одна! Представляешь?

– Да что ты заладила? Я поняла, что одна. Это как так она смогла?

– А я о чем говорю? Так вот! Говорят, все слуги по дороге сюда, кто помер, кто разбежался, кого поубивали вороги, да разбойники, а она одна цела, целехонька. Только без вещей – все разграбили, и… одна.

– А ее не тронули? – с сомнением в голосе спросила мать.

– А я о чем говорю? То-то и оно! – воскликнула Анжела. – Все странно у нас происходит.

– Ты видала ее?

– Я нет, не видела, но, слышала, красоты она неземной. Молода! Как она сама смогла добраться?.. Грамоты все при ней. – Анжела задумалась.

– Это ты к чему это?

– А к тому, – начала Анжела, – что могли враги наши вместо племянницы графа, лазутчика заслать, а то и еще чего похуже.

– Чего уж хуже?

– Ой, прокляты мы! – опять запричитала Анжела, – нечисть средь нас…

– Так что ты о графине-то?

– Странно мне, что такая красавица через полземли сама целехонька добралась. Никак соседи наши зло какое удумали.

– Что ты кругами ходишь? – возмущенно спросила мать. – Так что она сделать-то может, даже если это и так?

– Ох, знать бы, матушка… ну, ладно, пойду я. Сынку доброго здравия.

– Спасибо тебе, Анжела, заходи.

– Бывай, вдовушка, все наладится.

Генрих не стал заходить в столовую, а вернулся к себе, лег на кровать и задумался. Нужно было, отталкиваясь от чего-то, чего он сам не ведал, принять решение на будущее. «Матушка моя говорила о том, что отец мой с дядей Альбертом творили что-то жуткое в Святой земле, – думал он. – Матушка опасается, что я вспомню дядю Альберта. О чем она говорила? Я его помню. Да, я помню… Может, она об этом не догадывается? Но я помню, просто… да! – я ей об этом никогда не рассказывал! Ни тогда, когда я узнал о его смерти… ни после… почему? Чего я боялся? Я уже тогда знал, что снова увижу его?.. Его… черного всадника. Как такое может быть?»