Мария Магдалина - [29]
Поучителен рассказ о служении святого Доминика на юге Франции. Цистерцианские монахи, отправленные Иннокентием III на юг для проповеди против катаров, не добились здесь больших успехов. Причина была очевидна как для Диего — епископа Озма, так и для его помощника, Доминика, в то время каноника. Тучность и роскошные одежды цистерцианских прелатов так кричали об их высокомерии, богатстве и власти, что никакой проповедью нельзя было бы доказать обратное. Как сказано в одной из первых vitae Доминика, по совету епископа легаты «оставили своих великолепных лошадей, одежды и снаряжение и приняли евангелическую бедность для того, чтобы дела их, а не только слова, свидетельствовали о вере Христовой»[219]. Совершенно очевидно, что, когда Доминик основывал собственный орден, он учел совет епископа Озма. В отличие от цистерцианцев и представляемой ими официальной церкви Доминику и его проповедникам следовало быть смиренными, бедными и послушными, являющими женский тип, противоположный «мужеподобной» церкви. Используя язык и прием символического отказа от своего пола, Доминик создает систему отрицания власти, положения и авторитета и в то же время прославления таких добродетелей, как бедность, покорность и вдохновение. Символический отказ от власти позволил нищенствующим монахам создать в себе женский образ, который уже сам по себе являлся критикой богатой и «мужеподобной» официальной церкви, олицетворенной в фигуре святого Петра[220]. В данном случае имело значение и то, что духовно слабый Петр трижды отрекся от Иисуса, тогда как Мария Магдалина являлась воплощением верности Спасителю, ведь одна она стояла и плакала у гроба. Нищенствующие монахи особо подчеркивали, что она является любимой и преданнейшей ученицей Христа, не говоря уже о ее роли «апостола апостолов».
С возникновением в тринадцатом столетии новых нищенствующих орденов в Церковь вновь проникает элемент — женский — вдохновения и снова встает старый как мир вопрос о том, как поступать с теми, кто обладает духовной властью явно не по своему чину. В предыдущей главе мы рассматривали одно из проявлений этой проблемы: духовидцы гностики, символом которых являлась Мария Магдалина, бросали вызов апостолической власти Церкви, олицетворенной в фигуре Петра. Гностики были раздавлены, но остался брошенный ими вызов. И вот он возникает снова, правда, в другой, присущей тринадцатому столетию форме: нищенствующие монахи, отождествляющие себя с Марией Магдалиной, представляли явную угрозу для иерархической структуры Церкви Петра. Впрочем, нищенствующие монахи в отличие от гностиков сумели примкнуть и привнести свою (читай: женскую) харизму в тело Церкви, сохраняя в то же время свою индивидуальность. Нашлось следующее решение: они принесли церковным иерархам обет послушания. Смиренное подчинение — присущее женщинам свойство, воплощенное в подчинении Марии Магдалины Иисусу в доме фарисея, — вот что стало ключом. В этом случае нищенствующие монахи, символически отказываясь от своего пола, могли дистанцироваться от церковной иерархии, оставаясь в то же время послушными орудиями мужской власти Церкви. Проблема, вставшая перед Церковью в период Средневековья, — о том, кто должен главенствовать в церкви — те, кто наделен духовной силой, или Церковные иерархи, — в некотором роде отличалась от предмета спора, разразившегося во времена поздней Античности. И в обоих случаях — обстоятельство, заслуживающее внимания, — символом этого вызова становилась Мария Магдалина.
Пожалуй, самое интересное свидетельство, подтверждающее то, что нищенствующие монахи отождествляли себя со смиренной Марией Магдалиной, находится в нижней церкви Святого Франциска в Ассизи[221]. Здесь по заказу Теобальдо Понтано, епископа Ассизи и члена ордена братьев-миноритов, примерно в 1312 году была построена и расписана в стиле Джотто часовня Марии Магдалины. Помимо сцен из жизни Марии Магдалины, вопреки традиции Понтано велел нарисовать в часовне два собственных портретных изображения. На одном Понтано, в своем великолепном епископском одеянии, стоит, почтительно склонив голову, на коленях перед святым Руфино — первым ассизским епископом (рис. 12). На другой фреске Понтано, в скромном, коричневом одеянии францисканского монаха, стоит на коленях перед святой Марией Магдалиной (рис. 13). Совершенно очевидно, что епископ Понтано, исполняя свои служебные обязанности, отождествлял себя со святым Руфино, а брат Понтано, смиренный монах, — с Марией Магдалиной.
