Мария, княгиня Ростовская - [32]

— Держи, животина! — отче Савватий положил на глиняное блюдце припасённый себе на обед кусок варёной говядины, размял его пальцами. Кошка строго посмотрела на него и коротко мяукнула.

— А! — догадался Савватий — Ну извини, не учёл.

Он снял блюдце со стола и поставил в угол, возле крайнего стеллажа. Котята немедленно прекратили беготню и устремились к блюдцу. Ирина Львовна спрыгнула со стола и тоже направилась к своему семейству.

Савватий вернулся к столу. Итак, на чём остановились-то? Да, на несущественном. Страницу надо бы переписать… Или не надо?

Летописец задумался. В окно веяло последним теплом уходящего бабьего лета — последним теплом этого года. Скоро, скоро польют дожди, облетит листва, а затем и снег укроет всё сущее белым пушистым одеялом…

Жёлтый листок, крутясь, влетел в окно, и Савватий внезапно почувствовал острую грусть и жалость. Грусть от уходящего навсегда лета, и жалость от того, что не может он передать на пергаменте всё это — ласковое уходящее тепло, и этот вот крутящийся листок… Он посмотрел на пергамент, лежащий перед ним на столе, с неожиданной неприязнью. Несущественное… А что есть несущественное? Вот почему считается, что следует записывать, был ли нынче хороший урожай жита, к примеру, или про набеги половецкие, а про кошку вот никак нельзя? Это здесь и сейчас нам кажется, что это важно — какой был нынче урожай… Какое дело будущим поколениям, какой был урожай в такое-то лето давным-давно минувшего года? Ну вот не всё ли ему, Савватию, равно, каким был урожай пшеницы или ячменя в каком-нибудь давно исчезнувшем городе в триста двадцатом, скажем, году от основания Рима? Абсолютно всё равно. Куда интереснее было бы узнать, что думал, что видел вокруг, что чувствовал тогдашний летописец, корябавший своим стилом навощённые дощечки…

Савватий тяжко вздохнул. Может быть, когда-нибудь люди и научатся излагать письменами свои мысли и чувства, в мельчайших подробностях. Но ему, летописцу ростовскому Савватию, это недоступно.

Котята, покончив с угощением, возобновили возню. Савватий вздохнул и решительно обмакнул перо в чернильницу. Не будет он ничего переписывать, вот что. Чем больше подробностей, тем лучше, и пусть кто хочет, смеётся…

— …Господу помо-о-олимся-а-а!..

Зычный глас преподобного Кирилла гулко разносился под сводами храма Успения — епископ обычно сам служил службу в главном храме города Ростова. Мария истово перекрестилась, вместе со всеми прихожанами. Стоявший рядом с ней Борис Василькович тоже перекрестился, но как-то торопливо и несерьёзно. Впрочем, Мария уже догадывалась, что мысли сына, должно быть, заняты сейчас проблемами куда более важными и животрепещущими — крупным жуком с привязанной шёлковой ниткой, к примеру, или свежевыструганным деревянным мечом…

Что касается Глеба Васильковича, сидевшего сегодня на маминых руках, то он и вовсе был крайне занят, и не мог отвлекаться на молитвы. Прямо перед ним переливался миллионами крохотных пылинок яркий солнечный луч, прошедший сквозь дырку в цветных стёклах оконного переплёта. Глеб Василькович то и дело пытался схватить луч, но тот неуловимо выскальзывал из руки. Малыш озадаченно разглядывал пустую ладонь, сопел, но некоторое время спустя повторял попытку.

— Упорный будет мужчина. — прошептал сзади боярин Воислав Добрынич. Мария метнула через плечо укоризненный взгляд, сдержав смешок. Нельзя же так, в самом деле… Вот рассмеётся в голос госпожа княгиня, неловко выйдет…

В этот момент князь Василько Константинович, стоявший рядом, как будто невзначай перекрыл ладонью лучик. Глеб Василькович страшно удивился, лупая глазёнками, раскрыл свою ладонь — пусто… Куда делся луч?

Князь Василько убрал ладонь — луч снова появился. Обрадованный малыш потянулся к нему, полный решимости уж на этот раз ухватить крепко… Но князь снова подставил ладонь, и луч опять исчез.

Мария, уже еле сдерживая смех, укоризненно поглядела на мужа, едва заметно покачав головой. Малец, ну чистый малец-переросток…

— Возблагодарим Господа нашего-о-о!..

Что-то в голосе преподобного Кирилла изменилось. Мария поглядела на него, и вдруг отчётливо поняла, что епископ сам едва сдерживает смех, наблюдая за своей возлюбленной паствой. Ой, как нехорошо-то!..

— …Нельзя более медлить! Время вышло!

За столом, уставленным яствами и винами, сидели шестеро мужчин — князь Ростовский Василько Константинович, его ближние бояре Воислав Добрынич да Дмитрий Иванович, воевода Елферий Годинович и сам владыко Кирилл. Шестым же был не кто иной, как князь Михаил Всеволодович, прибывший в Ростов с чрезвычайным визитом.

Князь Михаил был хмур и взвинчен. Перед ним стояла полная чаша вина, но он даже не глотнул из неё, а пил только квас из широкой ендовы. Да и остальные участники совещания не притронулись к своим чашам — разговор сегодня шёл такой, что и на трезвую голову дай Бог…

— Не помог князь Георгий Владимирский булгарам, и тем беду страшную на всю Русь навлёк… — продолжал князь Михаил.

— Не успел бы он, Михаил Всеволодович, ни в каком случае не успел — подал голос воевода Елферий — Малой силой идти на подмогу бессмысленно было, очень уж силён враг. А все войска воедино собрать время надобно, да и немалое. Всё равно не успел бы, и прибыл к руинам Булгара. И пришлось бы принять бой в чистом поле господам владимирцам да суздальцам, против такой-то орды… Все бы полегли, никто назад не вернулся!