Мария - [43]

Еще не рассвело, но я вышел из дома, надеясь умерить на свежем воздухе лихорадочное волнение, снедавшее меня всю бессонную ночь. Только крики кардиналов и гуачарак в ближнем лесу предвещали зарю; природа словно ленилась просыпаться. С первыми лучами солнца засуетились птицы в платановых рощах; голуби парочками разлетелись по лугам; загалдели стайки попугаев, перекрикивая шум бурного водопада; с цветущих крон деревьев, затеняющих плантации какао, в медлительном, плавном полете поднялись серые цапли.

Больше никогда не суждено мне слушать это пение, вдыхать благоухание цветов, созерцать напоенную светом даль, как в веселые дни детства или прекрасную пору юности: чужие люди живут в моем родном доме!

День уже клонился к вечеру, когда мы с отцом стали подниматься по зеленому пологому склону, возвращаясь домой в горы. Табуны кобыл, которые паслись на обочинах дороги, испуганно фыркая, уступали нам путь, а кулики взлетали из прибрежных кустов, словно пытаясь напугать нас своим криком и резкими взмахами крыльев.

Мы уже ясно видели западную сторону галереи, где собралась, поджидая нас, вся семья; отец снова напомнил мне, что необходимо скрыть причину нашего запоздания и держаться спокойно.

Глава XXXIV Зачем ты так торопишься?

Однако на галерее были не все: среди собравшихся я не нашел Марии. Недалеко от ворот в патио, слева от нас, возвышался большой камень, с которого видна была вся долина. На камне стояла Мария, а Эмма уговаривала ее сойти вниз. Мы подъехали к девушкам. Распущенные волосы Марии блестящими темными локонами падали на зеленое муслиновое платье; присев, чтобы ветер не развевал ее широкую юбку, она уверяла сестру, которая потешалась над ее неудачными попытками спуститься:

– Но ты ведь видишь, я не могу.

– Как же тебе удалось сюда забраться, доченька? – спросил отец, смеясь и удивляясь.

Мария, смущенная своей проделкой, поздоровалась с нами и ответила:

– Да ведьмы были одни…

– Другими словами, – перебил ее отец, – нам следует уехать, и тогда ты спустишься. А Эмма как спустилась?

– Подумаешь, какая трудность, если я ей помогла.

– Просто я не боялась.

– Тогда поехали, – сказал, обращаясь ко мне, отец. – Но только будь осторожна, девочка…

Он отлично понимал, что я останусь. Взгляд Марии говорил мне: «Не уходи». Отец снова сел в седло и направился к дому, моя лошадь побежала следом за ним.

– Вот здесь мы вскарабкались, – проговорила Мария, показывая мне трещины и уступы в скале.

Когда я взобрался наверх, она протянула мне руку. Вряд ли эта дрожащая ручка могла мне помочь, но я поспешил ухватиться за нее. Я присел у ног Марии, и она сказала:

– Видишь, что мы натворили. Что скажет папа? Подумает еще, что мы обе с ума сошли.

Я смотрел на нее не отвечая. Блеск ее глаз, избегавших моего взгляда, и легкая бледность подтверждали, что она так же счастлива, как я.

– Я уйду одна, – повторила Эмма; на первую ее угрозу мы даже не обратили внимания, и она отошла на несколько шагов, делая вид, что и впрямь собирается уходить.

– Нет, нет, подожди нас минутку, – взмолилась Мария, поднимаясь на поги.

Увидев, что я не двинулся с места, она спросила:

– Что же ты?

– Нам и здесь хорошо.

– Да, но Эмма хочет уйти, а мама ждет тебя. Помоги мне спуститься, теперь я не боюсь. Дай-ка сюда твой платок.

Она сложила платок и сказала:

– Держи за этот конец, а когда тебе не хватит руки, чтобы помочь мне, я ухвачусь за другой.

Убедившись, что никто не видит, как она спускается, Мария проделала все очень ловко и уже у подножья утеса крикнула мне:

– А теперь ты!

Выбрав место пониже, я спрыгнул с камня на траву и предложил ей руку, чтобы идти домой.

. – Ну, а если бы меня не было, как бы ты спустилась, Дурочка?

– Сама. Я как раз собиралась, когда ты подъехал, но побоялась упасть. Очень уж сильный ветер. Вчера мы тоже взбирались сюда, и я отлично спустилась. А почему вы так запоздали?

– Заканчивали дела, которые можно было решить только па месте. А ты что делала все это время?

– Хотела, чтобы оно скорей прошло.

– И больше ничего?

– Еще шила… и много думала.

– О чем?

– О том, о чем только думают, но не говорят.

– Даже мне?

– Именно тебе.

– Почему?

– Потому что ты это и так знаешь.

– А читать не читала?

– Нет, мне грустно читать одной, а потом – мне надоели рассказы из «Домашнего чтения» и «Вечеров на ферме». Я хотела почитать «Аталу», но ты говорил, что там есть одно место…

И она побежала вдогонку за опередившей нас Эммой.

– Погоди, Эмма… Зачем ты так торопишься?

Эмма приостановилась и, улыбнувшись, зашагала дальше.

– Что ты делала позавчера в десять вечера?

– Позавчера? Ах! – воскликнула она, остановившись. – Почему ты спрашиваешь?

– Мне тогда было очень грустно, я тоже думал о том, о чем думают, но не говорят.

– Нет, нет, ты можешь.

– Что могу?

– Можешь говорить.

– Расскажи мне, что ты делала позавчера, тогда и я скажу.

– Мне страшно.

– Страшно?

– Вероятно, все это пустяки. Мы сидели с мамой на галерее, вон с той стороны, я осталась с ней, потому что она жаловалась на бессонницу. Вдруг мы услышали, как стучит окно в твоей комнате; я подумала, что его оставили открытым, взяла в гостиной свечу и пошла посмотреть, в чем дело… Глупость какая! Меня страх берет даже при одном воспоминании.