Марион Фай - [103]

Что сестра напрасно уложилась, казалось ему чистыми пустяками, когда речь шла о здоровье Марион; но по получении письма от квакера, вопрос был сразу решен. Они выедут в Горс-Голл на другой же день, так как письмо было следующее:

«Милорд,

Надеюсь, что не ошибусь, сказав тебе, что дочери просто понездоровилось. Сегодня она встала и, перед моим уходом, хлопотала по дому, горячо уверяя меня, что я не должен принимать никаких особенных мер для ее спокойствия или выздоровления. Да и по лицу ее я не заметил ничего, что бы меня к этому принуждало. Конечно, я заговорил с нею о тебе, естественно, что при этом румянец на ее щеках то появлялся, то исчезал. Она сообщила мне о том, что произошло между вами, но только отчасти. Что же касается до будущего, то, когда я заговорил о нем, она мне сказала, что устраивать нечего, так как все, что нужно — сказано. Но я догадываюсь, что ты не так смотришь на вопрос и что после того, что произошло между нами, я обязан доставить тебе случай снова видеть ее, если б ты этого пожелал. Но это придется отложить. Конечно, будет лучше для нее и, может быть, также и для тебя, чтоб она немного отдохнула перед новым свиданием. А потому я предложил бы тебе предоставить ее собственным размышлениям на несколько недель. Если ты напишешь мне и назначишь какой-нибудь день в начале марта, я постараюсь убедить ее принять тебя, когда ты приедешь.

Остаюсь, милорд,

Твой верный друг

Захария Фай».

Лорду Гэмпстеду, волей-неволей, пришлось покориться. Он написал ласковую, нежную записочку к Марион и вложил ее в один конверт с письмом к отцу ее, которому писал, что готов руководствоваться его советами.

«Я напишу вам 1-го марта, — говорил он, — но надеюсь, что если б до тех пор что-нибудь случилось — если б, например, Марион заболела — вы тотчас известите меня, как человека, которому здоровье ее так же дорого, как и вам самим».

Он был смущен, взволнован, но не вполне несчастлив. Она сказала ему, как он ей дорог, и он не был бы мужчиной, если б не был доволен. Он не мог себе представить, чтоб она, в конце концов, не уступила, если только причины ее упорства до такой степени ничтожны. Тем не менее смутные опасения насчет ее здоровья продолжали его тревожить. Отчего она упала в обморок? Откуда взялся этот необыкновенно яркий румянец, который очаровал бы его, если б не пугал? Смутное опасение чего-то ему самому не ясного овладело им и отчасти отравляло ему ощущение торжества, вызванное в нем ее признанием.

* * *

По мере того как время шло, чувство торжества брало в нем верх над опасениями; дни проходили довольно приятно. Молодой лорд Готбой приехал к нему в Горс-Голл охотиться, он привез с собой сестру свою, лэди Амальдину, через несколько дней присоединился к ним и Вивиан. Поведение лэди Франсес относительно Джорджа Родена, конечно, вызвало много осуждений, но позор не так бросался в глаза лэди Персифлаж как сестре ее, маркизе. Амальдине разрешено было веселиться, хотя бы в качестве гостьи провинившейся приятельницы; не смотря на то, что сам хозяин был немногим лучше сестры. Молодому Готбою было очень удобно иметь даровые конюшни для своих лошадей и, от времени до времени, свежую лошадь, когда его собственных двух скакунов было не достаточно для предстоявших упражнений… У Вивиана было своих три лошади. Молодые люди усердно охотились, лэди Амальдина приняла бы деятельное участие в этой забаве, если бы лорд Льюддьютль не был того мнения, что дамам неприлично охотиться с гончими.

— Он так нелепо строг, — говорила она лэди Франсес.

— По-моему, он совершенно прав, — возражала та. — Мне не нравится, когда девушки пробуют во всем подражать мужчинам.

— Но что за беда перепрыгнуть через изгородь? Я называю это тиранством. Неужели ты исполнила бы всякое приказание мистера Родена?

— Решительно всякое, кроме прыганья через изгороди. Но едва ли мы подвергнемся этим искушениям.

— Мне это очень тяжело, потому что я почти никогда не вижу Льюддьютля.

— Увидишь, когда выйдешь замуж.

— Не думаю; разве буду смотреть на него из-за решетки в палате общин. Ты знаешь, свадьба назначена в августе.

— Не слыхала.

— О, да. Наконец, я его прижала к стене. Но мне пришлось убеждать Давида. Ты его не знаешь?

— Не знаю никакого современного Давида.

— Наш Давид не то чтоб очень современный. Это — лорд Давид Поуэль, мой будущий beau-frère[9]. Мне пришлось упрашивать его в чем-то заменить брата и клясться, что свадьбе нашей никогда не бывать, если он не согласится.

Наконец, настал торжественный день, в который сам деловой человек должен был выехать на охоту. Лорд Льюддьютль попал в эти страны и решился повеселиться денек. Горс-Голл был переполнен и Готбой, несмотря на горячие убеждения сестры, отказался уступить место своему будущему зятю. Ему будет чрезвычайно полезно, решил Готбой, остановиться в гостинице. Он все разузнает насчет виски, пива, джина и сумеет с точностью определить, сколько у хозяйки кроватей. Лорд Льюддьютль был человек, у которого всегда были лошади, хотя он очень редко охотился, ружья, хотя он никогда из них не стрелял, удочки, хотя никто не знал, где они находятся. Он явился в Горс-Голл к раннему завтраку и поехал на место сборища верхом, рядом с коляской, в которой сидели обе дамы.