Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка - [256]

чем мне — но она ничего не почувствовала, т. е. — полной его законности и даже предначертанности на моей руке (у меня руки не красивые, да и кольцо не «красивое», а — mieux или pire[258], — да и не для красоты рук ношу, а ради красоты — их и для радости своей) — но она ничего не почувствовала, п. ч. она — другая, и к вещам относится не «безумно», а — трезво — итак, возвращаясь к лягушке (в деревне их зовут ЛЯГВА).

Если бы Вы мне каким-нибудь способом добыли то кольцо (ибо Вы бы мне его — подарили — мы одной породы), я бы взамен дала Вам — теперь слушайте внимательно и видьте мысленно: большое, в два ряда, ожерелье из темно-голубого, даже синего лаписа, состоящее из ряда овальных медальонов, соединенных лаписовыми бусами. Сейчас посчитала: медальонов — семь, в середине — самый большой (ложащийся под шейную ямку), потом — параллельно — и постепенно — меньшие, но оба, против рисунка, немножко меньше, ибо я очерчивала, черточки указывают настоящий размер[259].

Вещь массивная, прохладная, старинная и — редкостной красоты: настолько редкостной, что я ее за десять лет Парижа надела (на один из своих вечеров) — один раз: ибо: — овал требует овала, а у меня лицо скорей круглое, даже когда я очень худею такая явная синева требует синих или хотя бы серых глаз, а у меня — зеленые, а иногда и желтые такая близость к лицу (первый ряд почти подходит под горло, второй лежит на верху груди) невольно требует красоты, а ее у меня — нету.

Но вещь, даже на мне, была настолько хороша, что — все сразу поняли мои стихи, потому что их не слушали, а только на меня — смотрели (на нее!)

И старый кн<язь> С. Волконский — виды видывавший! все виды красоты —

— Это одна из самых прекрасных вещей, которые я видел за жизнь.

— C’est quelque chose[260]

<…>

…..

Но теперь — главное:

Как выцарапать кольцо (которое им не нужно, — вещь среди других).

Если бы Вы, не упоминая о мене ни звуком, просто бы сказали (написали) О<льге> Н<иколаевне>, что я в то кольцо влюбилась и что Вам страшно хочется мне его подарить — она бы — дала?

Или — выпросите у брата? Раз — его. И предложите ему что-нибудь взамен — на выкуп. (Но что он любит? и у него — всё есть.)

…..

Как было бы чудно! У Вас — ожерелье, у меня — кольцо.

Ожерелье — сейчас держу в руке — холодное как лед, по холоду узнают настоящесть камня. (Символ!)

А я бы Ваше кольцо — никогда бы не снимала. (Оно — перстень)

— Словом, думайте.

И отвечайте поскорее, ибо я в страсти нетерпения, а м. б. и в нетерпении (нетерпеже!) — страсти.

Эта грандиозная затея завершилась успехом.

Неуспех постиг — поэму «Автобус», начатую еще в апреле 1934-го, а в июне 1936-го застрявшую на месте и уже никуда не двинувшуюся. Есть великолепные места, живые ритмы, сочные краски, особенно — зелень земли, ударяющая в голову, а внутренней связи между всем этим — нет, и причина задуманной вещи совершенно не соответствует следствию, поскольку следствием остановившегося бытия, то бишь транспортного средства, оказывается другая причина, и она в… Пастернаке, уличаемом в гастрономических излишествах его метафорики, за которой — сытость.

И какое-то дерево облаком целым —

— Сновиденный, на нас устремленный обвал…

«Как цветная капуста под соусом белым!» —

Улыбнувшись, приятно мой спутник сказал.

…..

Ты, который так царственно мог бы — любимым

Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —

Неким цветно-капустным пойдешь анонимом

По устам: за цветущее дерево — мщу.

Месть осталась в рукописи. В общем-то, за ненадобностью.

В начале июля 1936 года МЦ с Муром прибыли в старинный городок Морэ-сюр-Луан, находящийся на опушке леса Фонтенбло, недалеко от места впадения реки Луан в Сену, напротив прежних герцогств Бургундии и Шампани. Людовик VII, Людовик Святой, Филипп Красивый, Карл VII, Людовик XI, Франциск I и Генрих IV — кавалькада королей в тумане веков по зеленым рощам проносилась перед глазами импрессионистов, стоящих здесь с мольбертами на пленэре, мимо их холстов. За Наполеоном летела густая стая золотых пчелок. В Морэ он останавливался в своем стодневном марше за возвращение трона.

В день приезда, 7 июля, Морэ встретил их грозой и ливнем. Выгрузив вещи, зашли в кафе, а когда вышли, обнаружили — все улицы превратились в бурные потоки. Пока Мур изумлялся и негодовал, МЦ разулась и пошла вперед — в воде выше щиколотки, держась за край домов, ибо поток — уносил. То же, конечно, пришлось сделать и Муру, но он потом ворчал:

— Все из окон на нас смеялись… Думают, что мы всегда ходим босиком.

Съемная квартира очень уютная и чистая, уличка тихая, за самой церковной стеной. Девятисотлетняя церковь — с химерами, ночная набережная — с привидениями. Лес поблизости, есть и сосна, холмы. Лавок — хоть залейся: целая улица кооперативов и всяческих Familister’oe[261]. Цены — не дороже Ванва. Словом, быт устроен, то есть — почти устранен. Улички, кроме главной, торговой, точно вымерли, людей нет, зато множество кошек и древнейших старух. Население приветливое, Мур высказался:

— Как странно: отчего это в старых городах — столько стариков? Наверное, в Париже — их давят (машины).

Луан — речка вроде той, где МЦ купалась в Тульской губернии, пятнадцати лет, в бывшем имении Тургенева, — там, где Бежин луг. Но — там не было ни души, только пес сидел и стерег, а здесь — сплошь «души»: дачи, удильщики, барки, ни одного пустынного места.