Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая - [5]

В связи с военным временем курс обучения Сергей Эфрон проходит в считанные месяцы и вскоре оказывается не на фронте, а… в Москве, в качестве младшего офицера 10-й роты 56-го запасного пехотного полка. Судьба будто берегла этого взрослого мальчика от фронта, чтобы в будущем бросить в жаркое горнило Гражданской войны. А сейчас он дежурит в Кремле и занимается муштрой новобранцев.

«…Пехота не по моим силам… От одного обучения солдат устаю – устаю до тошноты и головокружения»[3], - напишет он Волошину.

Всё это, как покажет время, будут лишь «цветочки». Война и революция всегда не ко времени. В апреле 1917-го в семье Цветаевой и Эфрона появится вторая дочь. Ребёнка назовут Ириной.

Впереди был Октябрьский переворот…

* * *

Как и следовало ожидать, в дни московских боёв унтер-офицер Эфрон явился в Александровское училище, где находился оперативный антибольшевистский штаб. А потом была оборона этого училища, кровавая…

Повезло и тут. Два унтера (Эфрон и его товарищ Гольцев), достав по случаю у каптенармуса полушубки, надели солдатские сапоги, на головы – вшивые папахи, – и под видом солдат ужом выскользнули из смертельного оцепления. Появление Сергея в Борисоглебском переулке было воспринято как чудо. Следует отдать должное Марине, которая тут же увезла мужа в спасительный Коктебель.

Они прожили тихо и уединённо три коротких недели (дети остались в Москве, с сестрой Эфрона, Верой). Потом Марина вернётся к дочкам, а Сергей пополнит ряды Добровольческой армии, формируемой в Новочеркасске.

Они ещё встретятся, но всего лишь на несколько дней. Зимой 1917-го Эфрона отправят в Москву с тайной миссией, суть которой сводилась к тому, чтобы с его помощью сформировать московский белогвардейский полк. Задача оказалась не из простых, хотя была и другая – добыть (опять же для полка) где-либо деньги. И Эфрон с задачей (речь о деньгах) блестяще справится!

А вот в делах семейных всё было не так гладко. Во-первых, чёртовы большевики, национализировавшие все частные банки, лишили его семью средств к существованию. И как теперь Марине придётся жить с двумя крошками, он даже не представлял. А во-вторых, жена вновь закрутила роман. На этот раз – с актёром Юрием Завадским.

Узнав об очередной измене, Эфрон кипит от ярости. «Я тебе не пишу о московской жизни М‹арины›, – жалуется он Волошину. – Не хочу об этом писать. Скажу только, что в день моего отъезда (ты знаешь, на что я ехал) после моего кратковременного пребывания в Москве, когда я на всё смотрел „последними глазами“, М‹арина› делила время между мной и другим, к‹отор›ого сейчас называет со смехом дураком и негодяем»[4].

Но роман с другим, кажется, лишь добавляет масла в огонь творческого экстаза поэтессы. Эфрон ещё в Москве, но уже родилось самое первое стихотворение из её будущего великолепного сборника «Лебединый стан»; стихи посвящены солдатам и офицерам Белой гвардии:

…На кортике своём: Марина —

Ты начертал, встав за Отчизну.

Была я первой и единой

В твоей великолепной жизни.

Я помню ночь и лик пресветлый

В аду солдатского вагона.

Я волосы гоню по ветру,

Я в ларчике храню погоны.

Сборник станет, по сути, гимном всему Белому движению. В нём восхвалялась битва Добра (белые) со Злом (большевики); белогвардейские же штыки назывались не иначе, как«чёрные гвозди в рёбра Антихристу».

В зеркале в Борисоглебском переулке в те дни решительное лицо женщины, чей муж, белогвардейский офицер, отстаивает Отчизну от большевистской заразы. В эти дни Марина собрана как никогда и полна неподдельной гордости за себя и своего мужа – одного из «белых лебедей» из её «Лебединой стаи». Что ей голод! Что ей холод и прочие тяготы, если ему там, под пулями, намного страшней. И пусть её строки, шепчет Марина, помогут всем им выстоять под ударами красных. И пусть защитники знают и верят, что в своей великой борьбе они совсем не одиноки и что их матери, жёны и сёстры мысленно с ними в холодных окопах:

…Есть в стане моём – офицерская прямость,

Есть в рёбрах моих – офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь.

Терпенье солдатское есть!..

И так моё сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет – корми-не корми! —

Как будто сама я была офицером

В Октябрьские смертные дни.

А Эфрону и впрямь нелегко. В феврале 1918-го он вместе с Добровольческой армией совершает знаменитый «Ледяной поход» из Ростова в Екатеринодар.

Из письма к Волошину: «…Не осталось и одной десятой тех, с кем я вышел из Ростова… Нахожусь в растерзанном состоянии…»

Тем не менее лето Сергей проведёт в Коктебеле, снова у того же Волошина. Но это окажется небольшой передышкой перед новыми испытаниями. В декабре 1918-го Эфрон уже офицер легендарного Марковского полка.

«Обучаю красноармейцев (пленных, конечно) пулемётному делу, – пишет Сергей Волошину. – Эта работа – отдых по сравнению с тем, что было до неё. После последнего нашего свидания я сразу попал в полосу очень тяжёлых боёв… Часто кавалерия противника бывала у нас в тылу, и нам приходилось очень туго. Но, несмотря на громадные потери и трудности, свою задачу мы выполнили… Всё дело было в том, у кого – у нас или у противника – окажется больше „святого упорства“. „Святого упорства“ оказалось больше у нас»