Марина Цветаева. Письма 1924-1927 - [40]
_____
Помните лекцию на франц<узском> языке? Медлительность и точность речи? Странное слово «скарамангий»? (визант<ийская> одежда). Дрожащие руки его ученика Беляева [321], зажигавшего волшебный фонарь? Скачущие картины?
И — потом или до? — еврейское кладбище, на котором мы — были или не были? И весь тот туманный день?
Где сейчас Кондаков? Его мозг. (О бессмертии мозга никто не заботится: мозг — грех, от Дьявола. А может быть мозгом заведует Дог?)
Иногда вижу чертей во сне, и первое ласкательное Георгия — чертенок.
Целую Вас, милая Адя, не забудьте ответить на мои вопросы. С<ережа> затонул в экзаменах, всплывет — напишет.
МЦ.
Впервые — НП. С. 145–147. СС-6. С. 668–669. Печ. по СС-6.
24-25. A.A. Тесковой
Вшеноры, 26-го февраля 1925 г.
Дорогая Анна Антоновна,
Пе-лёнки на-шлись!!! (Извещение из Пильзена). Но я их еще не видела, — потребовали опись, никто не знал, M
Теперь я смогу ответить доктору. Больше всего меня угнетало во всем этом злоключении — что я выгляжу невежей. Но, помимо лирического удовлетворения, очень радуюсь вещам, верней: вещественности.
Спасибо за заботу о моей рукописи, но к этому № женского журнала я уже все равно опоздала [323]. — Вы говорили, к 8-му, нужно выбрать, переписать, перевести. Пришлю, или — надеюсь — передам Вам для следующего №, может быть вместе выберем.
А если устроите «Вольный проезд» в Cest'y [324] — большое спасибо, я знаю этот журнал, — производит прекрасное впечатление.
_____
Георгий растет. Ведем с ним длительные беседы, причем говорю и за себя и за него, — и уверяю Вас — не худший метод беседы! (Приучена к нему своими мужскими собеседниками.)
«Воля России» поднесла ему чудесную коляску — царскую! — (в моих устах наибо́льшая похвала, — не в их!). Если увидите Слонима [325], передайте ему (сторонне, не от меня) мое восхищение: я не умею благодарить в упор, так же, как не умею, чтобы меня благодарили, — боюсь, что они все сочтут меня бесчувственной.
_____
До свидания, надеюсь — до скорого. Приезжайте, — я всегда дома.
М.Ц.
P.S. Главное забыла: есть прислуга — приходящая — родом из Теплитца. Приходит ежедневно на три часа. Говорим с ней про Бетховена (Toeplitz, Beethovenhaus >{70}) [326].
Впервые — Československá rusistika. Praha. 1962. № 1. С. 49 (публ. В. Морковина) (с купюрой): СС-6. С. 338 (с купюрой). Печ по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 19–20.
25-25. O.E. Колбасиной-Черновой
Вшеноры, 29-го февраля 1925 г.[327]
Дорогая Ольга Елисеевна.
Мое письмо с письмом П<астерна>ку Вы уже получили и уже знаете, что мальчик — Георгий. Ваши доводы — мои, и мои Ваши: дословно. Есть у Волконского точная формула (говорит о упраздненном пространстве в музыке и, сам не зная, о несравненно большем): «Победа путем отказа» [328], — Так вот. — Мальчик — Георгий (NB! Это Вам ничего не напоминает? Маль-чик Ге-ор-гий? [329] Шебеку [330], которая водила царских псов гулять, не она водила, автор записок, нянька, а «злая Шебека» была ее врагиней и потому участвовала в 1-ом марте [331]. «Государынина Ральфа и государева Ральфа» — в день убийства — помните?)
Итак, мальчик — Георгий, а не Борис, Борис так и остался во мне, при мне, в нигде, как все мои мечты и страсти. Жаль, если не прочли моего письма к Б<орису> П<астернаку> (забыла напомнить) — вроде кристаллизированного дневника — одни острия — о Лилит [332] (до — первой и нечислящейся, пра-первой: мне!) и Еве (его жене и всех женах тех, кого я «люблю», — NB! никого не любила кроме Б<ориса> П<астернака> и того дога) — и моей ненависти и, чаще, снисходительной жалости к Еве, — еще о Борисе и Георгии, что Борис: разглашение тайны, приручать дикого зверя — Любовь (Барсик, так было, было бы уменьшительное), вводить Любовь в семью, — о ревности к звуку, который будут произносить равнодушные… И еще — главное — что, назовя этого Георгием, я тем самым сохраняю право на его Бориса, него Бориса, от него — Бориса — безумие? — нет, мечты на Будущее.
И еще просила любить этого, как своего (больше, если можно!), потому что я не виновата, что это не его сын. И не ревность, ибо это не дитя услады.
И, в конце, жестом двух вздетых рук:
«Посвящаю его Вам, как божеству».
_____
С Б<орисом> П<астернаком> мне вместе не жить. Знаю. По той же причине, по тем же обеим причинам (С<ережа> и я), почему Борис не Борис, а Георгий: трагическая невозможность оставить С<ережу> и вторая, не менее трагическая, из любви устроить жизнь, из вечности — дробление суток. С Б<орисом> П<астернаком> мне не жить, но сына от него я хочу, чтобы он в нем через меня жил. Если это не сбудется, не сбылась моя жизнь, замысел ее. С Б<орисом> П<астернаком> я говорила раза три (жуткое слово, сейчас, Али: «Ешьте сердце!» Дает шоколадку, уцелевшую еще с Рождества) — помню наклон головы, некую мулатскую лошадиность — конскость лица, глухость голоса. — Георгий проснулся и пока прерываю. —
_____
Мальчику три недели. Хорошо прибавляет, тих, очень милое личико, с правильными чертами, только подбородок в Катю Р<ейтлин>гер — вострый. Пока не прикармливаю. Окружена хором женщин, неустанно вопящих: «Кормите! кормите! кормите!» Будь я на 10, а м<ожет> б<ыть> и на 5 л<ет> моложе, я бы послала их всех к чертям (моими усилиями уже заселена немалая часть ада!) и назло прекратила бы кормежку. Но мальчик не виноват — и так хорошо ведет себя. Впечатление, что старается сделать мне честь.
