Мари-Клэръ - [30]

— Купить его… купить… но что вы сдѣлали бы съ нимъ?

Анри Дэлуа провелъ рукой по спинкѣ моего стула и отвѣтилъ:

— Я жилъ бы въ немъ, какъ Иванъ-Рыжій.

Г. Альфонсъ началъ ходить взадъ и впередъ предъ каминомъ; его лицо приняло землянисто-желтый оттѣнокъ; онъ засунулъ руки въ карманы брюкъ и такъ быстро поднималъ ноги, какъ будто кто-то дергалъ ихъ за веревочку.

Потомъ онъ облокотился на столъ противъ насъ и, глядя то на меня, то на Анри Дэлуа своими свѣтящимися глазами, сказалъ, подаваясь всѣмъ корпусомъ впередъ:

— Ну, я продалъ его, и все кончено!

Затѣмъ наступило молчаніе, и слышно было, какъ бѣлая кобыла скребла копытомъ порогъ, какъ будто звала своего хозяина.

Анри Дэлуа направился къ двери; затѣмъ вернулся ко мнѣ, чтобы поднять мою работу, которая выпала у меня изъ рукъ, чего я даже не замѣтила; обнялъ свою сестру и, прежде чѣмъ выйти, сказалъ, смотря на меня:

— До завтра.

* * *

На слѣдующій день, утромъ, въ бѣльевую вошла г-жа Дэлуа. Она съ бранью направилась ко мнѣ.

Но г. Альфонсъ короткимъ жестомъ заставилъ ее замолчать; затѣмъ, обращаясь ко мнѣ, сказалъ болѣе мягкимъ голосомъ:

— Г-жа Альфонсъ проситъ меня передать вамъ что ей очень пріятно имѣть васъ при себѣ; но она желаетъ, чтобы впредь вы ходили въ церковь вмѣстѣ съ нами.

Онъ попытался улыбнуться и прибавилъ:

— Вы будете ѣздить съ нами въ экипажѣ.

Первый разъ онъ заговорилъ прямо со мной. Голосъ его показался мнѣ немного глухимъ, какъ будто ему было неловко говорить мнѣ это.

Я почему-то подумала, что г-жа Альфонсъ ничего подобнаго не говорила и что онъ солгалъ. Къ тому же онъ показался мнѣ въ этотъ моментъ такъ похожимъ на настоятельницу, что я не могла удержаться, чтобы не возразить ему.

Я отвѣтила, что я не люблю ѣздить въ экипажѣ и попрежнему буду ходить въ Св. Гору.

Онъ прикусилъ нижнюю губу.

Тотчасъ же г-жа Дэлуа съ угрожающимъ видомъ бросилась ко мнѣ, крича, что я нахалка. Она безъ конца повторяла это слово, какъ будто не находила другихъ.

Она стала кричать все сильнѣе и сильнѣе и скоро потеряла всякую мѣру. Глаза ея налились кровью, и она подняла руку, чтобы ударить меня.

Я быстро отскочила и встала за спинкой стула. Г-жа Дэлуа хватила рукой по стулу, опрокинула его и ухватилась за столъ, чтобы не упасть.

Ея дикіе крики приводили меня въ ужасъ.

Я хотѣла выбѣжать изъ бѣльевой, но г. Альфонсъ всталъ предъ дверью, какъ бы стараясь загородить ее; тогда я забѣжала по другую сторону стола противъ г-жи Дэлуа.

Она говорила теперь придушеннымъ голосомъ. Она произносила слова, которыхъ я не понимала. Я только чувствовала, что отъ этихъ словъ несло невыносимымъ запахомъ. Она кончила, крикнувъ изо всѣхъ силъ:

— Я мать ему, понимаете вы?

Г. Альфонсъ подошелъ ко мнѣ и, взявъ меня за руку, сказалъ:

— Ну-съ, послушайте меня.

Оттолкнувъ его отъ себя, я выбѣжала изъ дома.

Послѣднія слова г-жи Дэлуа молотомъ стучали у меня въ головѣ:

„Я мать ему, понимаете вы?“

О, мать моя, Мари-Любовь, какъ вы прекрасны по сравненію съ этой матерью, и какъ я любила васъ въ эту минуту! Какъ блистали ваши глаза, отливая различными цвѣтами! Какъ освѣщали они вашу черную одежду и какъ непорочно было ваше лицо подъ бѣлымъ монашескимъ уборомъ! Я видѣла васъ тогда такъ отчетливо, какъ будто вы дѣйствительно стояли предо мной.

* * *

Я удивилась, когда увидѣла себя предъ домомъ на холмѣ, и сразу же замѣтила, что падаетъ снѣгъ хлопьями. Я вошла въ домъ, чтобы укрыться отъ снѣга, прошла въ комнату, которая выходила въ садъ.

Я старалась собраться съ мыслями; но онѣ кружились въ моей головѣ, какъ хлопья снѣга, которые, казалось, одновременно и падали съ неба, и поднимались съ земли; и каждый разъ, какъ я дѣлала усилія думать, въ моей памяти вставали обрывки пѣсни, которую весело распѣвали дѣвочки въ хороводѣ:

On а tant fait sauter la vieille,

Qu’elle est morte en sautillant,

Tireli,

Sautons, sautons, la vieille[3].

Мнѣ хорошо было въ этомъ домѣ, полномъ молчанія.

Снѣгъ пересталъ падать, и деревья показались мнѣ такими красивыми, какими я ихъ видѣла, когда они цвѣли, и вдругъ воспоминаніе о томъ, что только что случилось, всплыло въ моей головѣ. Вновь я увидѣла руку г-жи Дэлуа съ толстыми, короткими пальцами; дрожь пробѣжала по мнѣ: какая гадкая рука и какая большая!

Затѣмъ мнѣ вспомнилось выраженіе глазъ г. Альфонса, когда онъ взялъ меня за руку, и мнѣ показалось, что я уже раньте видѣла такой взглядъ у одной дѣвочки.

Это было, когда я стащила упавшій съ дерева плодъ; дѣвочка кинулась ко мнѣ, говоря:

— Дай половину, тогда не выдамъ.

Мнѣ стало такъ противно дѣлиться съ ней, что я, рискуя попасть на глаза сестрѣ Мари-Любови, отнесла его подъ дерево.

При воспоминаніи обо всемъ этомъ у меня появилось непреодолимое желаніе увидѣть сестру Мари-Любовь. Мнѣ хотѣлось отправиться немедленно; но въ то же время я вспомнила, что Анри Дэлуа сказалъ вчера при прощаніи: „До завтра“.

Можетъ быть, онъ уже на фермѣ, ждетъ меня и безпокоится, не случилось ли что-нибудь со мною…

Я вышла изъ дома и побѣжала въ Вилльвьей.

Только что я сдѣлала нѣсколько шаговъ, какъ увидѣла его на дорогѣ.

Бѣлая кобыла съ трудомъ взлѣзала по тропинкѣ, покрытой снѣгомъ.

Анри Дэлуа былъ съ непокрытой головой, какъ тогда, когда онъ пришелъ сюда въ первый разъ; его блуза вздувалась отъ вѣтра, и онъ держался за гриву лошади.