Мари-Клэръ - [10]

Я стояла передъ ней немного смущенная. Я чувствовала, что она мнѣ не откажетъ.

Она пристально посмотрѣла на меня и сказала:

— Ты знаешь, вѣдь это запрещено?

Я утвердительно кивнула головой.

Она еще пристальнѣй взглянула на меня.

— И ты не боишься, что тебя накажутъ?

Я покачала головой.

Мнѣ очень хотѣлось заплакать, и слезы душили меня. Я помогла ей встать. Она оперлась рукой на палку и, несмотря на это, она повисла на мнѣ всей своей тяжестью.

Я поняла, какъ трудно ей ходить. Во время прогулки она не сказала ни одного слова и, когда я снова подвела ее къ ея скамейкѣ, она сказала, взглянувъ на меня:

— Спасибо, Мари-Клэръ.

Нянька Жюстина, увидя меня съ Колеттой, подняла къ небу руки и перекрестилась.

Въ другомъ концѣ лужайки, грозя кулакомъ, кричала Мадлена.

* * *

Въ тотъ же вечеръ я замѣтила, что Мари-Любовь знаетъ о моемъ поступкѣ, но она не сдѣлала мнѣ никакого замѣчанія.

Во время перемѣны она подозвала меня къ себѣ на маленькую скамейку, взяла въ руки мою голову и склонилась надо мной. Она ничего не говорила мнѣ, но пристально смотрѣла мнѣ въ лицо; мнѣ казалось, что она обволакиваетъ меня своимъ взоромъ. Отъ этого мнѣ стало такъ тепло, такъ хорошо. Она долго цѣловала меня въ лобъ, потомъ, улыбнувшись, сказала:

— Иди, моя бѣлая лилія.

Она была такъ красива со своими глазами, которые мерцали разноцвѣтными лучами, что я не удержалась и сказала ей въ отвѣтъ:

— Вы сами прекрасный цвѣтокъ.

— Да, — сказала она непринужденно, — но мнѣ уже не мѣсто среди лилій.

Потомъ неожиданно спросила:

— Ты не любишь больше Исмери?

— Люблю.

— Ахъ, вотъ какъ, ну, а Колетту?

— И ее люблю.

— О, ты, ты всѣхъ любишь! — сказала она, отталкивая меня.

* * *

Почти каждый день я гуляла подъ руку съ Колеттой.

Она заговаривала со мной лишь для того, чтобы сдѣлать замѣчанія на счетъ той или другой дѣвочки.

Когда я подсаживалась къ ней, она съ любопытствомъ разглядывала меня и находила, что у меня странная физіономія.

Какъ то разъ она меня спросила: нахожу ли я ее хорошенькой. Мнѣ сейчасъ же вспомнились слова Мари-Любови о томъ, что она черна, какъ кротъ.

Я обратила, однако, вниманіе на то, что у нея высокій лобъ, большіе глаза и очень тонкій овалъ лица. Мнѣ почему-то представлялся глубокій, мрачный колодезь, наполненный горячей водой, всякій разъ, когда я смотрѣла на нее.

Нѣтъ, я ее не находила хорошенькой, но я не посмѣла сказать ей этого, — она вѣдь была калѣка, и я отвѣтила ей, что она была бы гораздо красивѣе, если бы у ней кожа была бѣлѣе.

Мало-по-малу я стала ея другомъ. Она повѣдала мнѣ, что надѣется выйти замужъ и уйти изъ монастыря, какъ Нина большая, которая приходила къ намъ по воскресеньямъ съ ребенкомъ.

Похлопывая меня по рукѣ, она говорила:

— Видишь ли, мнѣ-то необходимо выйти замужъ.

Она любила потягиваться, выгибаясь впередъ всѣмъ тѣломъ.

Бывали дни, когда она плакала съ такимъ затаеннымъ горемъ, что я не находила, что ей сказать.

Разглядывая свои изуродованныя ноги, она говорила, — и это звучало, какъ стонъ:

— Нѣтъ, только чудо меня выведетъ отсюда.

У меня сразу блеснула мысль, что вѣдь Богородица можетъ сдѣлать это чудо.

Колетта нашла, что это вполнѣ возможно. Она изумилась, какъ раньше это не пришло ей въ голову, вѣдь было бы такъ справедливо, чтобы и у нея были ноги, какъ у другихъ!

Она захотѣла сразу же начать готовиться къ этому, и объяснила лишь, что надо, чтобы нѣсколько молодыхъ дѣвушекъ, очистившись предварительно пріобщеніемъ Св. Тайнъ, молились въ теченіе девяти дней о томъ, чтобъ на нее снизошла благодать.

Все это должно произойти въ строжайшей тайнѣ.

Мы рѣшили, привлечь къ этому мою подругу Софію, потому что она была особенно набожна. Колетта взялась переговорить еще съ тѣми изъ большихъ, у кого было доброе сердце.

Два дня спустя все было устроено. Колетта должна была поститься и предаваться покаянію девять дней, а на десятый, въ воскресенье, она пойдетъ пріобщаться, опираясь, какъ всегда, на палку и на руку одной изъ насъ; пріобщаясь, она дастъ обѣтъ воспитать своихъ дѣтей въ любви къ Пречистой Дѣвѣ, а потомъ, выпрямившись, встанетъ и запоетъ своимъ дѣвичьимъ голосомъ: Те Deum („Тебя, Бога, хвалимъ!“), а мы подхватимъ хоромъ.

Въ теченіе девяти дней я молилась съ несвойственнымъ мнѣ жаромъ. Обычныя молитвы казались мнѣ слишкомъ блѣдными. Я читала акаѳисты Богородицѣ, подыскивала самыя звучныя славословія и повторяла безъ устали:

— Звѣзда утренняя, исцѣли Колетту!..

Въ первый разъ за все время я такъ долго стояла на колѣняхъ, что сестра Мари-Любовь подошла, чтобъ пожурить меня.

Никто не замѣчалъ знаковъ, которыми мы обмѣнивались между собой, и мы исполнили свой обѣтъ въ глубочайшей тайнѣ.

* * *

Колетта была очень блѣдна, когда пришла къ обѣднѣ: щеки у нея еще больше ввалились, глаза были потуплены, вѣки посинѣли.

Я думала, что насталъ конецъ ея мукамъ, и глубокая радость охватила меня.

Рядомъ со мною Пречистая Дѣва въ бѣломъ одѣяніи улыбалась, глядя на меня, и въ страстномъ порывѣ вѣры я мысленно крикнула ей:

— Зерцало справедливости, исцѣли Колетту! Съ висками, стянутыми сильнымъ напряженіемъ воли, къ которому я должна была прибѣгать, чтобы не отвлечься отъ молитвы, я безъ устали повторяла: