Мари из Порт-ан-Бессена - [19]

Взволнованная, Одиль пробормотала:

— Что я должна делать?

— Сейчас ничего… Поди сюда, Бенуа… Этот маленький паршивец собирался мне устроить пакость… Ладно, не важно… Мне пришлось сбить его с ног, и, право слово, я не очень представляю, что я ему тут сломал. Если это возможно, для него самого было бы лучше, чтобы это не стало известно…

Понимаешь?

— Так это же младший Вио! — вскричала Оциль, узнав наконец раненого.

Слова были самыми обычными. Однако она произнесла имя Вио с таким недоумением, что доктор посмотрел на молодую женщину с изумлением, а Шателар не сумел удержаться от нервного смешка.

— Младший Вио, да!.. — повторил он. — Я давно знаю, что, стоит тебе открыть рот, как обязательно ляпнешь какую-нибудь глупость.

Он принялся мерить шагами комнату, стараясь не глядеть на происходящее.

Время от времени он приоткрывал бархатные шторы на окнах и глядел на оранжевый свет вывески своего кафе.

Парнишка все время стонал, издавая иногда нечленораздельные вопли, а Одиль подбадривала его обрывками ничего не значащих фраз.

Чтобы убить время, Шателар снял телефонную трубку и потребовал соединить с кинотеатром.

— Алло!.. Да, это я… Сколько продано мест?.. Небогато… Да, я сейчас спущусь…

Бенуа подошел к нему с не слишком обнадеживающим видом.

— Двойной перелом руки… Не очень-то это хорошо… Раз ты не хочешь отправлять его в больницу, будет лучше, если я приведу хирурга…

— Которого ты знаешь?

Бенуа пожал плечами.

— Ну, тогда делай что нужно… Я потом тебе объясню… Одиль даст все, что требуется.

Только сейчас, глядя в зеркало, он обратил внимание на свой вид. Он принялся переодеваться, умылся, не жалея воды и по привычке разбрызгивая ее чуть не по всей комнате.

Он выбрал костюм цвета морской волны, черный галстук, машинально заколол его жемчужной булавкой и испытал удовольствие, снова почувствовав себя чистым и с хорошо приглаженными волосами.

— Ты понял? — произнес он наконец, подходя к кровати, на которой перепуганный Марсель трясся от переживаний.

Юноша отвел взгляд, и Одиль пришлось принять умоляющее выражение: она, вероятно, думала, что Шателар снова впадет в гнев.

— У меня нет никакого желания идти рассказывать в полицию нашу историю, тем более что она не такая уж красивая… Тебе подправят руку, после чего ты уберешься от меня в другое место.

Одиль, которая решительно не могла молчать, прошептала с жалостью:

— Он плачет!

— Ну и ладно! Пусть поплачет…

После этого Шателар предпочел выйти, окунуться в привычную атмосферу своего кафе, где почти каждый посетитель был ему знаком.

Но он, должно быть, встал сегодня не с той ноги, потому что вдобавок ко всему и там испытал разочарование.

Обычно он чувствовал несомненное удовольствие, почти физическое удовлетворение, ощущая себя чистым, гладко выбритым, элегантно одетым, и расхаживал, пожимая руки, подсаживаясь за столики то здесь, то там, выступая арбитром при игре в белот или кости, болтая с каждым о пустяках.

Кафе, как и кинотеатр, особенно по пятницам, когда собирались все завсегдатаи, было его вотчиной, где он безраздельно царствовал, и никто не оспаривал его превосходства.

Развешанные повсюду зеркала отражали его снисходительную улыбку, непринужденные жесты.

Кто-то имел к нему поручения, другие о чем-то спрашивали совета, а недалеко от входа всегда крутились три-четыре красотки, за которыми он спокойно наблюдал.

Однако в этот вечер, надеясь избавиться от тягостных хлопот дня, он не ощущал в себе воодушевления, увлеченности, порыва. Он машинально проверил денежный ящик кассы, занялся киноафишей, потом уволенным накануне гарсоном, жена которого пришла умолять взять его обратно…

Он все делал, как и в любой другой день, но мысли его витали далеко. Он сам не заметил, как пробормотал:

— Шлюха! Вот кто она такая!..

Иначе говоря, он думал о Мари! Он спрашивал себя, не начинает ли он ее ненавидеть, и не ей ли, в конце концов, он хотел выкрутить руки?

Уже десять дней, с тех пор как он купил «Жанну», Шателар бравировал напропалую. Здесь, в Шербуре, он заставил всех поверить, что поймал уникальный случай, и чтобы это подтвердить, называл намного меньшую цену, чем в действительности заплатил за судно.

Такое поведение, однако, не было свойственно его натуре. Унизительно оказаться вынужденным отдавать самому себе отчет в том, что ты приврал.

Уезжая в Порт, он говорил, что собирается там снарядить целую рыболовную флотилию, и это тоже было ложью.

И почему он покрасил форштевень желтым, что действительно смешно? Зачем нужно было напяливать сапоги и вместе с рабочими размазывать смолу?

Да просто потому, что он чувствовал себя не в своей тарелке! Потому что он уже несколько дней не был самим собой, по-идиотски крутился около Мари и чуть не получил из-за этого пулю.

Он уже раза два присаживался за столики. Гарсон, походивший на президента Республики и очень этим гордившийся, спросил его, когда тот хотел бы поесть, и Шателар ответил ему неопределенным жестом.

Он бродил вокруг бильярдов на втором этаже в бешенстве на себя, на весь свет вообще и на Мари в частности. Она насмехалась над ним, это очевидно. И она насмехалась над ним потому, что он смешон!