Мари Галант. Книга 1 - [52]

Байярдель почувствовал, как к нему возвращается надежда. Теперь он сердился на Мари за то, что она не последовала его советам, не отстранила Мерри Рулза, а, напротив, сделалась его союзницей. Она могла всего лишиться, имея дело с этим мошенником.

Полный горьких сожалений, он подошел к порту[7] и увидел, как Шансене, усевшись в шлюпку, отваливает от «Мадонны Бон-Пора» в направлении «Святого Лаврентия». Он сглотнул слюну и почувствовал привкус пепла.

Неожиданно ему пришло на память, как Лефор и он сам предостерегали Мари, во-первых, по поводу майора Мерри Рулза, а затем и шотландца Режиналя де Мобре.

Как же могло случиться, что она тогда не приняла во внимание ни сведения, ни вполне уместные замечания?

Зачем она сейчас связалась с человеком, который мог ее лишь ненавидеть и не скрываясь домогался ее кресла? Как могла она, после того что сообщил Лефор о Мобре, снова предоставить шотландцу кров, да еще так надолго? Именно Мобре обманул доверие Мари, воспользовавшись ее гостеприимством, чтобы передать экипажам Кромвеля планы защиты острова. Именно он спровоцировал нападение карибских дикарей! Он же направил тогда английские суда к Мартинике, чтобы захватить остров, прикрываясь сражением с дикарями… И все это Мари пропустила мимо ушей!

Храбрый капитан был всем этим сбит с толку и огорчен. В мыслях он рисовал себе Мари, совершенно не понимающей происходящего, женщиной, подверженной разным влияниям и непостоянной. Несмотря на сильный характер и незаурядные способности, она сильно рисковала, продолжая вести такую игру, ей грозило проиграть партию.

Он представлял, как Мерри Рулз потирает руки. Майор без труда свалит всю ответственность за уничтожение флибустьеров на генеральшу. И когда колонисты Мартиники начнут голодать, когда увидят, как подходят английские суда и некому будет прийти острову на помощь, тут-то они и поймут, какую безумную ошибку совершили. При этом они и не подумают сознаться в том, что сами толкнули губернаторшу на этот путь! Нет, именно на нее они возложат всю ответственность. С другой стороны, если пренебрежение королевскими разрешениями на каперство вызовет неудовольствие его величества, Мари будет низложена, а Мерри Рулз с полным на то основанием скажет, что только передавал ее приказания…

Капитан испытывал отвращение и в то же время был подавлен…

Теперь господин де Шансене поднялся на борт «Святого Лаврентия», и через порт Байярдель видел, как возвращается шлюпка. Он вышел из каюты и двинулся на палубу. Каковы бы ни были его соображения, он не мог идти вразрез с гнусным, вероломным приказом.

Зычным голосом он отдал несколько приказаний, приставив ко рту руки рупором, и когда шлюпка подошла к борту, моряки на реях уже поднимали паруса.

* * *

В то время как «Мадонна Бон-Пора» брала курс на север, к мысу Мабуйя и Железным Зубам, господин де Шансене собрал в своей каюте на «Святом Лаврентии» старших офицеров.

Человеку этому упорно не везло во всех его разнообразных начинаниях. Он начинал как моряк, но оставил это занятие и стал колонистом. Однако вскоре его плантация захирела, так как, выращивая почти исключительно сахарный тростник, он понял, что вынужден оставить эту культуру: другой колонист, господин Трезель, получил на нее монополию. Земли Шансене были непригодны для производства табака и индиго, и ему стоило немалых трудов снова вернуться на флот – даже когда производство сахарного тростника опять стало свободным, – дабы окончательно не разориться.

Если когда-нибудь он и был честолюбив, несчастья умерили его пыл. Некоторое время он был ярым противником флибустьеров и однажды даже высказался в присутствии Мерри Рулза в том смысле, что эти люди способны лишь грабить да убивать.

Времена изменились, а с ними и господин де Шансене. С возрастом он другими глазами взглянул на искателей приключений, о чем дал понять капитану Байярделю; теперь он был не так уверен, как раньше, что флибустьеры вредны для колонии.

Во всяком случае, этот человек, любивший независимость и власть, чувствовал себя в настоящее время менее уверенно.

Собрав в своей каюте юного Жильбера д'Отремона, лейтенанта Бельграно и колонистов Лашикота и Эрнеста де Ложона, он в нескольких словах рассказал им о поручении, доверенном им Байярделем.

Шансене давно знал этих людей, с которыми сражался еще против карибских индейцев. Жильбер д'Отремон был молодым человеком, рано пресытившимся жизнью в колонии и ставшим военным. Шансене не без оснований подозревал, что тот ухаживал за Мари Дюпарке, но не знал, как далеко зашли отношения Жильбера и генеральши.

Бельграно – главный канонир, далекий от стратегических хитростей. Что касается колонистов Лашикота и Эрнеста де Ложона, те готовы были взяться даже за самое безумное предприятие. Чем рискованнее и непосильнее попадалось дело, тем скорее они объединялись и действовали сообща.

Когда четверо собравшихся в каюте старших офицеров поняли, чего от них ждет Шансене, первым слово взял Эрнест де Ложон. Он не питал к флибустьерам ни дружеских, ни враждебных чувств, но мысль о предстоявшем сражении его оживляла и вдохновляла.