Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы) - [6]

.

Несмотря на появление в последнее время большого количества исследовательских работ, нэпманы как социальная группа еще не стали объектом специального анализа. В большинстве публикаций раскрывается только часть их облика и деятельности. Довольно хорошо изучена государственная политика по отношению к частному капиталу. Однако историки, рассматривая отношение государства к социальной группе нэпманов, оставляют в стороне проблему влияния нэпманов на государство и общество. Слабо изучены культура и быт нэпманов. Поэтому можно сказать, что исследование данного сюжета истории советского общества поможет не только восполнить пробел в описании истории нэпа, но и решить более масштабные проблемы социальной истории, касающиеся состояния социальной структуры советского общества в 1920-е гг. и путей ее трансформации, механизма формирования социальных групп в обществе советского типа и т. д. Кроме того, анализ нэпманов позволит понять особенности отечественного предпринимательства и роль предпринимателей в истории России.

Своеобразной социальной группой послереволюционного российского общества являлись т. н. буржуазные специалисты («спецы») – один из структурообразующих элементов формирования советской интеллигенции. Они занимали довольно высокое положение в сложившейся в 1920-е гг. системе льгот и привилегий, составили основу нового «служилого слоя» – многочисленной группы служащих государственных и хозяйственных органов разных уровней. Как часть «старой» российской интеллигенции и один из источников формирования новой «буржуазные специалисты» изучались преимущественно в рамках советского и постсоветского интеллигентоведения. И сегодня в этих исследованиях центральной остается проблема взаимоотношений власти и интеллигенции; отодвинуты на второй план социальная история интеллигенции, сюжеты, связанные с определением ее места в социальной структуре и системе социальных отношений[29].

Новые возможности и перспективы в изучении социальной структуры российского общества после 1917 г. связаны с разработкой таких тем, как политика и методы целенаправленного (насильственного) изменения структуры общества, формирование новой советской сословности и место отдельных социальных групп в этих процессах, социальная мобильность и всеобщая маргинализация. В контексте такого рода исследований можно по-новому взглянуть на «спецов», сыгравших свою роль в процессе трансформации общества, формирования новой социальной структуры.

Важное место в системе мобилизационных мероприятий власти в 1920–1930-е гг. занимали «чистки» партийного и госаппарата. Они были существенным элементом идеологического манипулирования настроениями широких слоев населения, средством социально-психологического воздействия на служащих госаппарата (интеллигенцию), использовались для снятия социальной напряженности и направления недовольства населения в требуемое для власти русло. Массовые «чистки» госаппарата во многом определяли судьбу как отдельных индивидов, так и целых социальных групп и служили инструментом принудительного структурирования общества. В советской историографии «чистки» освещались чаще всего в связи с историей государственного строительства, органов партийно-государственного контроля (РКИ, ЦКК – РКИ) и рассматривались как один из эффективных методов совершенствования партгосаппарата, государственного строительства и т. п. В конце 1980-х – начале 1990-х гг. произошла критическая переоценка многих позиций, в т. ч. феномена «чисток». Появилось много публикаций, в которых освещались в основном политические процессы (становление тоталитаризма), репрессивная политика властей и т. п. Некоторые подходы к изучению «чисток», причин их появления, места и роли в политической и социальной истории советского общества были заимствованы отечественными исследователями у зарубежных специалистов и послужили толчком для перспективных конкретно-исторических разработок[30]. На современном этапе в отечественной историографии «чистки» рассматриваются прежде всего в контексте формирования сталинского режима. Общепризнанным является тот факт, что утверждение тоталитаризма, становление его социальной базы непосредственно связаны с кадровыми «чистками» государственного и партийного аппарата, процессом выдвижения рабоче-крестьянских представителей в структуры власти всех уровней.

К «темам умолчания» (по аналогии с «фигурами умолчания»), существовавшим в официальной советской историографии, следует отнести историю ссылки (уголовной и политической) в советскую эпоху. В основе замалчивания лежал идеологический запрет на объективное исследование деятельности советской карательной машины, особенно в сталинское время. Но даже в короткий период хрущевской оттепели, когда в публицистике и художественной литературе «приоткрылась» лагерная тематика, ссыльный сегмент репрессивной системы так и остался неактуализированным. Все это усугублялось «перекосом» советской историографии, который выражался в сознательном культивировании весьма обширного и разветвленного научного направления, связанного с реконструкцией истории дореволюционной ссылки, в первую очередь политической. Известен огромный объем публикаций по самым разным аспектам ссылки «царского» периода – от историко-правовых до культурологических. Даже в немногочисленной диссидентской, правозащитной и «самиздатовской» литературе 1960–1980-х гг. ссылка рассматривалась как вторичная по отношению к «жестким» репрессиям (лишение свободы, расстрелы и т. д.), в контексте которых она оказывалась либо «прологом», либо «эпилогом» лагерей и тюрем. Для реконструкции истории постреволюционной ссылки пока не задействован весь потенциал источниковой базы. В отечественных и зарубежных архивах и эмигрантской периодике отложились или были сформированы весьма значительные комплексы документов и материалов по данной тематике. Это фонды центральных партийных и государственных учреждений (ВЦИК и СНК РСФСР, ЦИК и СНК СССР, ОГПУ, НКВД РСФСР и СССР, Наркомюст и др.), фонды деятелей политической эмиграции в зарубежных архивах (Б.И. Николаевского, В.М. Чернова, Л.Д. Троцкого и др.), материалы печатных изданий русской эмиграции («Социалистический Вестник», «Революционная Россия» и др.).