Маргиналы и маргиналии - [9]
Послушала бы она разговоры Кириной мамы вечером после дежурства, особенно после напряженного трудового дня в абортарии. От маминых рассказов и шуточек революционерка Терри упала бы в обморок.
«В очередном проекте, – Кира печатает стремительно, не глядя на клавиатуру и не задумываясь, – новые для художника горизонты трансцендентного/трансгендерного… создающие в пространстве некоторых аспектов актуальной проблемы формирования личности в альтернативной системе однополой семьи… визуальный дискурс… и связанных с этим практик гендерной и классовой трансгрессии в свете анализа гегемонии маскулинности…»
Ее острые ногти покрыты черным лаком, тонкие пальцы безостановочно двигаются. Дома Кира надевает резиновые перчатки уже в прихожей. И старый свитер с длинными рукавами, предохраняющий от царапин и слабых Глашкиных укусов. Поэтому руки хорошо сохранились.
«…гегемонии маскулинности как базового проявления капиталистического…» На «капиталистическом» Кира вдруг спотыкается: какое к этому прилагательному можно присобачить существительное?
Слово это напоминает совсем другую жизнь: мороз по дороге в школу, стенгазету со статьей о Кирином дедушке: «Защитник Родины». Их городок, режимный объект № 435, где, как позднее Кира поняла, разрабатывали и пробовали нечто.
Нечто, пощадившее Киру, убившее ее отца, полностью отыгравшееся на Глашке, хотя она и родилась уже в другом мире и в другом тысячелетии.
Это нечто, подарок с далекой родины, и разрабатывалось для того мира, где родилась Глашка, – проклятого капиталистического, который так ненавидит Терри, куда так стремилась Кира.
– Мы с тобой, старик, одним делом занимаемся. Ты – пиф-паф! А я – чик-чик! Коллеги, – говорила мама.
Выпив после работы, она почти переставала бояться свекра, особенно с тех пор, как у него крыша поехала и он начал прикалывать орденские планки на пижаму.
Текст следует закончить за полчаса, чтобы успеть потом все заказать по списку, составленному Маргаритой. Пеленки, хирургические маски, кислородные баллоны. Нанять уборщицу, предыдущая опять отказалась.
Нельзя задумываться, надо быстро подобрать слово. Существительных на свете много, и неважно, какое выбрать: капиталистической эксплуатации, деградации, агрессии, амбивалентности…
С капитализмом сейчас и вправду проблемы, денег не хватает.
Дуализм. Обязательно вставить «дуализм». Упомянуть критическую теорию. И «цисгендерный». Это новое слово: цисгендерный. Только что вошло в моду. А деньги взять в кредит. О выплате кредитов Кира не беспокоится, до окончательного расчета можно и не дожить.
Проект Терри состоит из каких-то ниточек, растянутых между какими-то гвоздиками по всей галерее. Вчера Терри размечала карандашом места, куда надо вколачивать гвоздики, сегодня придет Луис и их вобьет. Терри, конечно, не может забить гвозди сама. В ее проекте это обосновано сложно и философски и в контракте оговорено. Но Кира думает: просто криворукая Терри и молотка в руках никогда не держала.
Какая, к черту, может быть однополая семья, какой феминизм, если не умеешь обращаться с инструментами?
А можно ли считать их с Маргаритой неким подвидом однополой семьи? Трудно себе представить семью, которая жила бы так целенаправленно и слаженно, как они, выполняя одну общую задачу: сохранить Глашкино существование как можно дольше.
Они работают в четыре руки, одна всегда на подхвате, обе на полном пределе сил, но каждая из них знает, где этот предел кончается, и даст другой передышку беспрекословно, без препирательств, что так редко бывает в семьях.
Отец Глашки выдержал два года. Первое время каждый день казался острым кризисом, который вот-вот разрешится, и завтра будет уже легче, нормальнее, как бывало раньше. Хотя бы вернется разделение суток на день и ночь. Но потом стало очевидно: происходящее – не цепь кризисов, а образ жизни. И самое лучшее, на что можно рассчитывать, – любыми усилиями продлевать этот образ жизни.
Глашкин отец, он порядочный и совестливый, он финансировал галерею, хотя алименты обошлись бы ему дешевле. Тогда она бы проводила с Глашкой день за днем и ночь за ночью, без всякой Маргариты. Глашкин отец понимал, что такого Кира долго не выдержит, он Киру любил. Они разошлись только потому, что спокойно все обсудили и вместе решили: нерационально губить обе их жизни ради одной Глашкиной.
Он Киру любил, очень любил, но все же не так любил, чтоб не согласиться с этой логикой. Глашкин отец, энергичный, предприимчивый, одаренный, главное – везучий, был единственным козырем, который Глашке выпал. И он должен был оставаться именно таким хозяином жизни, чтобы оплачивать все бесполезные операции и экспериментальные лечения, на которые Кира поначалу соглашалась. И для этого он должен был держаться от них подальше.
До рождения Глашки Кира тоже была победительной, зверски честолюбивой и прежде всего красавицей. Блистательно проходила все возможные конкурсы, блистательно училась, обожала авангардное искусство до экстаза и все умные слова произносила с радостной уверенностью идиотки.
Да, она была, как ей теперь кажется, идиоткой. Глупее даже, чем Терри. Ей ничего не было известно о чувстве вины. Когда виноват уже в том, что имеешь свои две ноги, две руки, здоровую спину, и зрение, и слух. Да еще и какие ноги, какое лицо! Замечательную внешность, которая сама по себе капитал, выигрыш в лотерее.
Первое, что отмечают рецензенты в прозе Наталии Червинской — ум: «природный ум», «острый ум», «умная, ироничная» и даже «чересчур умная». Впрочем, Людмила Улицкая, знающая толк в писательской кухне, добавляет ингредиентов: отличное образование (ВГИК), беспощадный взгляд художника, прирожденное остроумие, печальный скепсис и свободное владение словом. Стоит прочесть всем, кто помнит, какую роль сыграла поправка Джексона — Вэника в эмиграции из СССР. А кто не в курсе — им тем более. Поправку наконец отменили, а жизнь не отменишь и не переиграешь — она прожита вот так, как ее написала-нарисовала «чересчур умная» Червинская.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Микки Доннелли — толковый мальчишка, но в районе Белфаста, где он живет, это не приветствуется. У него есть собака по кличке Киллер, он влюблен в соседскую девочку и обожает мать. Мечта Микки — скопить денег и вместе с мамой и младшей сестренкой уехать в Америку, подальше от изверга-отца. Но как это осуществить? Иногда, чтобы стать хорошим сыном, приходится совершать дурные поступки.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Наша книга — это сборник историй, связанных с репрессиями граждан за их высказывания в социальных сетях. С каждым годом случаев вынесения обвинительных приговоров за посты, репосты и лайки становится все больше. Российское интернет-пространство находится под жестким контролем со стороны государства, о чем свидетельствует вступление в силу законов о «суверенном интернете», «фейковых новостях» и «неуважении к власти», дающих большую свободу для привлечения людей к ответственности за их мнение.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)