— Итак, — произнес Мессир, — какие конечные показатели?
Козулинский заглянул в бумажку:
— Поросята порезаны на 98,3 %.
— Съедены?
— Нет, мясо продано в кафе-рестораны, а деньги пропиты.
— Кваском нашим водочку запивают, — просто по памяти сообщил Азазелло, — и бараночками пиво закусывают.
Кот махнул в воздухе папироской:
— Напрягают в блуде себя. Проституция, — он дернул брезгливо плечами, — абсолютно не гигиеничная, — голос прозвучал с некоторою досадой.
Красный дракон на халате Мессира поднял голову, чтобы тоже сказать, но получил легкий шлепок.
Время лишь слегка перешло за одиннадцать, а публика уже совсем и разогрелась, и развязалась. Победители, особенно с большими кейсами, вызывали злобные взгляды, и разговорчики ревнивые с матом слышались: «западло за такие бабки на козле скакать». Проигравшие в скачках почему-то тут же почти напивались. Маленькие, но энергичные пажи уже разводили кого-то несколько раз.
Наблюдающий офицер шкурой чувствовал — что-то будет, и совсем скоро.
Он уже не ходил по залам, а устроился в самом первом, поставив у окна полукресло. Высота здесь совсем небольшая.
Тот депутат от Дзержинского так и не вышел.
Доложить? Депутат все-таки…
В зале появились сразу четыре собаки — крупные породистые ротвейлеры.
Нет, не четыре, их… сколько же их…
О боже!
Прежде чем добить креслом мешающие осколки и выпрыгнуть, он успел сообщить: началось, внимание, началось!
Катушев уже имел полную информацию.
Стрелки уперлись в двенадцать, и на работавшем в кабинете телевизоре пошла новостная заставка.
Любопытно, насколько они проворны.
Диктор главного канала — аккуратная и эстетичная — заговорила слегка взволнованным голосом.
— Начинать сегодня приходится с тревожного сообщения о случившемся происшествии во дворце Нарышкина, где во время VIP-бала произошло нападение очень большой стаи собак. По предположениям, собаки-ротвейлеры были выпущены или вырвались сами из чьего-то питомника. К счастью, работники МЧС прибыли вовремя и проявили очень большую активность.
На экране в полутемноте появился грустный Шойгу в ведомственном комбинезоне, который с кем-то говорил и куда-то показывал.
«Как минимум на вице-премьера пойдет, — подумал Катушев, — и обязан ему теперь кое-чем».
— О жертвах пока сообщений нет. Некоторые участники бала отказались от медицинской помощи и разъехались, однако многие госпитализированы в местной областной больнице. Прямой репортаж оттуда нашей выездной съемочной группы.
Журналист с микрофоном в больничном коридоре, рядом с ним один из дежурных врачей.
— Могли бы вы охарактеризовать основные травмы и состояние пациентов?
— Разделю на две группы. У первой, у большинства, покусаны мягкие ткани. Потери крови, я бы сказал, незначительные. Подлечим день-два и выпишем.
— Значит, не опасно?
— Ну, сидеть какое-то время придется на мягких подушках. А вот с другой группой обстоит посерьезней.
— Как именно?
— Отравление средней тяжести. Очень для нас непонятное.
Катушев знал, кто такие — весь бомонд нефтегазовый.
— А что именно непонятно?
— Рвота нефтью у одних, у других метан через анальные отверстия прёт. Персонал не может работать, ждем, когда МЧС доставит противогазы.
Нянька прошла с полным ведром черной маслянистой жидкости.
— Вот пожалуйста, — показал рукой врач. — Где они насосались?
Репортаж на этом закончился.
Диктор — аккуратная, эстетичная — поглядела с экрана, захотела что-то начать, но задумалась.
И внезапно искривясь в кресле, растопырила пальцы:
— А вот такие сегодня новости.
Ее вдруг выпрямило и дернуло снизу от живота, длинный плевок полетел в сторону.
— У ё-о…
Катушев, как ни странно, испытывал облегчение — похоже, все закончилось, похоже весьма на финал.
Хотя в некоторых кругах началась, а теперь и усилится, паника.
Ришельевич с Полуниным уже думают о своих головах, и чеченские трупы удалось обнаружить лишь в середине этого дня — Березовский сообщил о них «Энергетику», разумеется, уже только добравшись до Лондона. Специалисты на прослушивании быстро разобрались — «что» и «о чем».
Депутата-коммуниста милиция нашла под утро на какой-то сельской дороге и, внимательно выслушав, бережно отвезла в сумасшедший дом.
Депутат уже рассказал свою историю нянькам, а теперь рассказывал двум врачам.
— Я к нему, как к отцу родному, я ж за памятник его душу клал. Он мне сразу про памятник: «Черт с ним. Ты про партию говори, про страну». Разве можно неправду сказать этому человеку? — он посмотрел на врачей, те категорически мотнули головами, что, конечно, нельзя. — Вот, значит, я с партийной прямотой изложил про Советский Союз и что новоявленная буржуазия все, значит, отобралa, — пациент сглотнул, на секунду окунувшись в переживанья. — Слышу, он по-польски сначала, потом русским матом, — и опять понадобилось несколько секунд пережить. — Достает маузер — две сюда, — пациент указал пальцем слева в две точки, — и одну сюда, — рука сдвинулась вправо.
Он еще раз хотел удостоверить места попаданий, но один из врачей мягко отвел его руку.
— Мы поняли, а что дальше было?
— Дальше, как я уже помер, чувствую, он по трупу ногами лупит, мало ему, — рука снова поехала к грудной клетке. — Две сюда, и одну вот сюда.
