Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - [71]

В 1972 году, после того как Иди Амин изгнал из Уганды — страны, входящей в Содружество, — всех постоянно проживавших там выходцев из Азии, Хит провел закон, разрешавший въезд в Англию жителям Уганды независимо от их происхождения. К середине 70-х годов ежегодное число иммигрантов составляло около 45 000. Под сенью соборов возводились мечети; в некоторых ресторанах и пабах блюда, приправленные острой индийской приправой карри, вытеснили традиционные пироги с мясом и почками, и даже в самой отдаленной сельской глубинке можно было встретить женщин в сари и мужчин в тюрбанах.

Безработица, сокращение бюджетных расходов, рост преступности — все эти факторы одновременно привлекли внимание к иммигрантской общине. Все чаще происходили стычки между белыми и цветными. По данным опроса Гэллапа, 59 процентов британской общественности полагало, что иммигранты представляют собой «весьма серьезную проблему», а 49 процентов призывало правительство дать иммигрантам денег на отъезд из страны.

Когда в 1978 году Тэтчер высказалась по этому вопросу, она затронула тему, имевшую безусловную актуальность для рабочих, озабоченных угрозой конкуренции со стороны приезжих, и для всех тех, кто опасался за целостность своей однородной культуры. Тэтчер подняла расовый вопрос в телевизионном интервью после беспорядков, произошедших в выходные дни в Вулвергемптоне, где две сотни молодых негров, спровоцированные толпой белых, в отместку принялись крушить витрины магазинов и бросать камни в полицейских. Призывая «полностью покончить с иммиграцией», Тэтчер утверждала: «англичане и в самом деле не на шутку обеспокоены тем, что их страна будет затоплена людьми другой культуры». Предсказав, что к концу столетия численность черного и цветного населения Англии удвоится и достигнет 4 миллионов человек (на начало 1990 года она составляла 3,1 миллиона), Тэтчер отметила, что людей это пугает. «Мы, политики, существуем не для того, чтобы игнорировать людские страхи, — заявила она. — Мы, политики, призваны устранять их причину».

Ее высказывания в телевизионной программе «Мир в действии» вызвали целую бурю. Парламентарии-лейбористы называли ее расисткой. Министр внутренних дел Мерлин Рис обвинил ее в попытке «придать респектабельность расовой ненависти». Поношения раздавались со всех сторон. Дэвид Янг, епископ Рипонский, предостерегал ее: «Разжигая страсти и предрассудки, страхи и ненависть, которые не могут не сказаться губительным образом на нашем обществе, вы ведете опасную игру». С ним были согласны многие из ее собственного консервативного лагеря. Некоторые считали, что Тэтчер, пусть даже сама и не расистка, занимает опасно правые позиции и ни перед чем не останавливается в своем отчаянном стремлении стать премьер-министром. Она твердо стояла на своем. Обвинения в расизме она отмела как «абсолютно вздорные». Не обсуждать вопрос об иммиграции было бы, по ее словам, «совершенно нелепо» и безответственно. Она, конечно, оседлала тигра, но уверенно держалась в седле. Через две недели после интервью опрос общественного мнения показал, что популярность тори подскочила на 11 процентов: если раньше они отставали от лейбористов на 2 процента, то теперь обогнали их и вели с разрывом в 9 процентов.

Для Тэтчер самым поучительным в этом скандале было воочию увидеть, как члены ее партии попрятались в кусты, когда атмосфера накалилась. Слишком многим, убедилась она, не хватает смелости отстаивать вещи, которые, по ее мнению, необходимо было высказать и сделать. Тот факт, что они не соглашались с ней, не имел в ее глазах значения. Главное, они проявили себя «сырыми», то бишь мягкотелыми, и поэтому она перестала с ними церемониться. Притом расовый вопрос был только верхушкой айсберга. Иэн Гилмор, теневой министр внутренних дел, не согласился с ее призывом снова ввести смертную казнь. Он тотчас лишился своего поста и был переведен на менее престижную должность министра обороны. Уинстон Черчилль, внук лидера военных лет, не согласился с ней в вопросе о продолжении экономических санкций против Родезии. Он в мгновение ока вылетел вон. Орудуя ножом мясника, она все больше отстранялась от теневой бюрократии и собирала вокруг себя тесный внутренний кружок советников, в чьей личной преданности не сомневалась. Эта узкая группа, ее первый «кухонный кабинет», куда входили специалисты из лондонских финансовых кругов и профессионалы-менеджеры, стала составной частью ее политической организации. Большинство ее членов, как и сама Тэтчер, были целеустремленными людьми, сделавшими карьеру самостоятельно, без помощи семейных связей, доставшегося по наследству богатства или аристократического произношения.

Члены внутреннего кружка с благословения своей руководительницы любили действовать, отбрасывая бюрократические формальности и волокиту и минуя умеренных членов ее собственного теневого кабинета. Внутренний кружок производил предварительную обработку политических рекомендаций и формулировал отобранные варианты в соответствии с предпочтениями самой Тэтчер, прежде чем они поступали на рассмотрение более широкой группы руководителей. Внутренняя оппозиция чаще всего с легкостью подавлялась. «Сырому», впервые услышавшему политическое предложение Тэтчер, было трудно, если не невозможно, подыскать аргументацию, чтобы воспрепятствовать его принятию или добиться его изменения: «кухонный кабинет», состоящий из «сухих», или правоверных, уже предусмотрел потенциальные контрдоводы и подготовил ответы.