Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - [46]

Макмиллан, впрочем, не забывал о своих друзьях и кровных родственниках американцах и был полон решимости поддерживать атлантические связи. В декабре 1962 года на встрече с Макмилланом в Нассау Джон Кеннеди согласился предоставить в распоряжение Англии ракеты «Полярис», базирующиеся на подводных лодках, обеспечивая тем самым сохранение за ней статуса ядерной державы. Это решение подкрепило «особые отношения», но привело в ярость Шарля де Голля. Французский президент все еще гневался на Англию за то, что она спасовала перед Америкой, потребовавшей ухода из Суэца, и с давних пор таил злобу на британский атлантизм, несмотря на то что Англия гостеприимно приютила его, эмигранта, во время войны. Де Голль ревниво относился к близкой дружбе Рузвельта и Черчилля и чувствовал, что его отстраняют. Как-то раз Черчилль в споре с главой комитета Свободной Франции выпалил: «Всякий раз, когда нам придется выбирать между Европой и открытым морем, мы выберем открытое море. Всякий раз, когда мне придется выбирать между вами и Рузвельтом, я выберу Рузвельта» {7}.

Черчилль и Рузвельт ушли в прошлое, но у де Голля была длинная память. Через три недели после того, как Вашингтон и Лондон объявили о передаче «Полярисов», де Голль наложил вето на поданную Великобританией просьбу о приеме в члены Европейского экономического сообщества (ЕЭС). «В один прекрасный день, — насмешливо заметил он, — Англия, возможно, и будет допущена в Европу — после того как она порвет узы, связывающие ее с Содружеством и Соединенными Штатами». Макмиллан был ошеломлен. «Вся наша политика, внешняя и внутренняя, — записал он в дневнике, — лежит в развалинах» {8}.

На этом неприятности не кончились. Следующим летом на Макмиллана обрушился новый удар. Разразился скандал вокруг имени Профьюмо, его военного министра, который был уличен в любовной связи с молодой проституткой Кристин Килер. А она, как выяснилось, была также любовницей советского военно-морского атташе. Поначалу Джон Профьюмо, ободренный поддержкой своего премьер министра, отрицал эти обвинения перед палатой общин. Но всего через несколько дней, после того как получили огласку в печати новые подробности, Профьюмо признался, что солгал парламенту, и подал в отставку. Макмиллан попал в дурацкое положение. Правительство пошатнулось. Отвечая на град требований его отставки, Макмиллан лег в больницу по поводу болезни простаты и впоследствии подал в отставку.

Отставка Макмиллана повергла партию в хаос.

Во весь рост встал вопрос о преемнике. Некоторые считали, что место Макмиллана займет заместитель лидера партии Рэб Батлер, но Макмиллан пожелал увидеть в качестве своего преемника министра иностранных дел графа Хьюма, который в бытность свою членом палаты общин слыл на редкость малоактивным парламентарием. Это решение изумило почти всех, в том числе и Хьюма, и в свете его неожиданного возвышения напрашивался важный вопрос: какого рода партией собираются быть консерваторы — безобидными патерналистами, опять обращающими взоры назад, а не вперед, или же более напористыми приверженцами свободного предпринимательства?

Если вопрос этот считать своего рода испытанием, то консерваторы не выдержали его по двум пунктам: во-первых, выбрав лидером Хьюма; во-вторых, произведя этот выбор тайным и недемократическим способом — в кружке важных персон, бывших однокашников итонцев, которые и составляли костяк руководства партии. Человек глубоко порядочный, Хьюм являл собой живое воплощение патерналиста-тори старого образца, типичного для периода между двумя мировыми войнами. Он явно не был создан для современных перепалок. Выбор Хьюма выглядел анахронизмом и свидетельствовал о том, что тори все еще не оставляют попыток вернуть прошлое.

Хьюм отказался от своего графского титула, поскольку пэры не могут заседать в палате общин, и стал сэром Алеком Дуглас-Хьюмом. Понимая, что у него нет мандата избирателей, он назначил на октябрь 1964 года новые выборы, меньше чем через год после того, как встал во главе партии. По сравнению с 1959 годом, когда Макмиллан нанес на выборах сокрушительное поражение лейбористам, получив на сто парламентских мест больше, политический пейзаж драматически изменился. Экономика теперь явно хромала на обе ноги, страна сдавала свои позиции за рубежом, а у лейбористской партии появился новый энергичный руководитель — Гарольд Вильсон.

Вильсон по праву принадлежал к новой генерации политиков. Молодой сорокавосьмилетний лидер, он был не столько твердокаменным социалистом, сколько блестящим политическим борцом, который умел сразить противника, выступая в парламенте. Он обещал обеспечить Британии современное руководство, способное ввести ее в технологический век, и превратил предвыборную баталию в первую в истории страны избирательную кампанию, построенную на созданном имидже: он подавал себя как энергичного, дерзкого молодого технократа, вступившего в трудное единоборство со старомодным занудой пэром, шестидесятилетним ископаемым из давних времен. «После полувекового прогресса демократии весь процесс со скрипом остановился из-за графа, вышедшего из четырнадцатого столетия», — иронизировал Вильсон {9}.