Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - [120]
Западноевропейцы не могли примириться с подобным двуличием Америки. Не могла примириться с ним и Тэтчер. Она считала, что подход США был в целом неверен. По ее мнению, Рейган не понимал того, что Франция, Западная Германия и Англия — а в каждой из этих стран были размещены крупные заказы, связанные со строительством газопровода, — отвернутся от Вашингтона в этом споре и его эмбарго провалится. Так впоследствии и произошло. Никто не захотел следовать за Рейганом, теряя при этом миллиарды и видя, как тысячи западноевропейских рабочих оказываются безработными. Тэтчер тоже хотела бы наказать коммунистов, но не ценой разрушения при этом экономики Западной Европы. «Политика жестов», — презрительно высмеяла она решение Рейгана {8}.
История с газопроводом позволила Тэтчер увидеть слабые стороны Рейгана. Она поняла, что при всех его немалых личных достоинствах президент не слишком умен. Он отлично действовал там, где надо было повиноваться инстинкту политика. Но детально обсуждать с ним серьезные вопросы было невозможно. Это расстроило ее. Тэтчер была недовольна и тем, что Рейгана всегда окружали помощники, тогда как сама она ездила в сопровождении всего нескольких лиц и была в состоянии обсуждать любые вопросы, не прибегая к чьей-либо помощи. На одной «личной» беседе в Вашингтоне вместе с президентом присутствовали еще тринадцать его помощников. Там Тэтчер ничего не смогла с этим поделать. Но когда Джордж Шульц на личную встречу с ней в Чекерсе привез помощника, который должен был записывать беседу, она отправила того погулять и разговаривала с государственным секретарем действительно один на один.
«Если бы Рейган запоминал суть дела так же хорошо, как он запоминает анекдоты», — мечтательно произнес как-то один из помощников Тэтчер. Анекдоты президент рассказывал всем, и Тэтчер не была исключением. Обычно она улыбалась и терпеливо выслушивала, не желая ранить его чувства. Но когда он повторялся, ей бывало трудно сдерживать свое естественное нетерпение. Во время неофициального обеда на экономической встрече на высшем уровне в Вильямсберге Рейган начал рассказывать: «Маргарет, если бы один из ваших предшественников был немного поумнее…» Дальше он не добрался. Тэтчер, которая уже слышала эту историю, продолжила сама: «Да, я знаю. Если бы он был умнее, то на этой встрече председательствовала бы я». Рейган вначале замолчал, пораженный; потом рассмеялся: они думали настолько одинаково, что она могла продолжать за него его анекдоты.
Во время визита в Вашингтон в 1982 году, после фолклендской войны, Тэтчер надеялась поговорить с Рейганом относительно газопровода. Но его снова окружали многочисленные помощники. «Они его никогда не выпускают из поля зрения», — пожаловался один из членов английской делегации. Однако Рейган все же высказался по этому вопросу. «Стало практически немедленно ясно, что президент не имел ни малейшего представления о всем значении этого вопроса», — вспоминал один из английских участников переговоров. Вильям Кларк, в то время помощник президента по национальной безопасности, молча стоял рядом в своих ковбойских сапогах. Безучастно наблюдал и Александр Хейг, государственный секретарь, которому предстояло вскоре уйти с этого поста. Как бывший главнокомандующий вооруженными силами НАТО, Хейг должен был бы знать Западную Европу и понимать все значение вопроса, представлявшегося ей столь очевидным.
То, что он явно ничего не рассказал президенту о значении газопровода, укрепило сомнения, которые возникли в отношении него у Тэтчер еще в период войны на Фолклендах. Она пришла к выводу, что Хейг — эмоциональный хвастун, слишком поспешно назначенный на непосильную ему должность {9}.
Пораженная позицией США по вопросу о газопроводе и неуверенная в достаточной подготовленности госсекретаря, Тэтчер испытывала беспокойство также и за самого президента. Беседа неприятно удивила ее. Она поняла, что впредь, когда речь пойдет о тонких и сложных вопросах, она должна будет работать вместе с Рейганом или где-то поблизости от него. Она поняла также, что ей придется за ним присматривать. Тэтчер не сомневалась в том, что Рейган нуждается в таком присмотре. В некоторых случаях президент производил на нее впечатление человека, не понимающего, о чем он говорит. «Не хватает серого вещества?» — удивилась Тэтчер после одной из первых бесед с ним. Тем не менее премьер-министр отказывалась признать очевидное и никогда не критиковала лично президента. «Она просто не хочет признать, что ему не хватает шариков», — сказал как-то ее коллега по кабинету. Глухота Рейгана тоже давала себя знать. Иногда, высказав что-то, Тэтчер смотрела ему в глаза и видела, что в них ничего не отражается. Прежде чем продолжать дальше, ей приходилось повторять то же самое громче и вглядываться, засветился ли на этот раз огонек понимания во взгляде президента.
Со временем установился ритуал встреч Рона и Мэгги, остававшийся почти неизменным. Говорила почти все время сама Тэтчер. «Иногда Рейгану это надоедало, и он пытался вставить слово-другое, но по большей части он ей не мешал, — вспоминает чиновник, которому приходилось часто присутствовать на таких беседах. — Похоже, ему доставляет особое удовольствие наблюдать, как она сама себя заводит». Но, что бы ни думала Тэтчер о способности Рейгана концентрировать на чем-то внимание, на нее явно производило впечатление умение президента игнорировать многочисленные детали и находить самое важное в сути вопроса.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.