Марджори в поисках пути - [124]

Марджори подумала и поступила совершенно для себя естественно, хотя, может быть, и трусливо; сделать по-другому она не могла. Она рассказала все родителям до завтрака. Поступить именно так она договорилась с Милтом. Он собирался сообщить своим родителям, а потом вместе с ними прийти вечером в гости к Моргенштернам. Она хотела притормозить эту лавину событий, позвонить ему и попросить его чуть повременить, так как ей сначала надо обсудить с ним одну серьезную проблему. Вполне естественно, что у нее не хватило силы воли сделать это. Поэтому она бросилась вперед, очертя голову и надеясь на лучшее. Окруженная восторженными родителями, — они знали Милтона, про себя благословляли ее выбор и с затаенным дыханием ждали, чем же завершится эта сумасшедшая неделя, — в центре этого тайфуна она тихо сидела, укрывшись в раковине самого черного страха.

Милт пришел вечером, излучая гордость, любовь и мужскую привлекательность, — истинный жених в свой звездный час. Его родители были… просто родителями: полная маленькая седая женщина, худощавый высокий седой мужчина, оба с прекрасным произношением, хорошо одетые, и поначалу напряженные и сдержанные, особенно мать. Моргенштерны, в свою очередь, были очень осторожны, ожидая подвоха, и в то же время откровенно рады за дочь. Хотя сама Марджори тоже была напряжена и испугана, она забавлялась про себя видом двух этих пар, по-собачьи присматривавшихся друг к другу с вздыбившейся на загривках шерстью. Его мать постоянно вставляла в разговор замечания, не соответствовавшие его теме: что Милтон единственный сын, что он обладатель собственного нового «бьюика» с убирающейся крышей, что она не знает ни одного молодого юриста, который бы достиг таких же успехов. Эти замечания, порой звучавшие совершенно не к месту, чуть было не остановили разговор вообще. Напряжение несколько спало, когда миссис Моргенштерн подала чай и великолепный яблочный штрудель, который она в спешке испекла утром. Потом оказалось, что его отец возглавлял свой сионистский кагал, а ее отец — свой, это здорово помогло разговору. Но первая настоящая оттепель наступила тогда, когда выяснилось, что их матери эмигрировали в Америку из соседних провинций Венгрии. Когда же обнаружилось, что оба отца в восторге от президента Рузвельта, а обе матери не выносят жену главы манхэттенского кагала, лед был окончательно растоплен. Было отмечено и признано весьма примечательным, что Марджори похожа на свою мать, а жених — на свою. Его отец после второй порции штруделя оказался большим остроумцем и искусным пускателем табачных колец. Так обе пары родителей постепенно приоткрывались друг другу, напоминая игроков в покер, постепенно показывающих партнерам карты, после чего стало ясно, что они — выходцы из одного и того же социального слоя. Более того, его отец оказался уроженцем США, а не иммигрантом. Его произношение ясно и четко звучало в ушах Марджори. С другой стороны, Марджори скоро поняла, что отец Милта не преуспел в бизнесе. Он свободно рассуждал о фондовом рынке и ценных бумагах, понимающе кивнул, когда мистер Моргенштерн упомянул собственную компанию по импорту, но не выразил желания продолжить тему. Улучив минутку на кухне, миссис Моргенштерн шепнула на ухо Марджори, что сын, она уверена, содержит родителей (как обычно, Марджори рассердило это замечание, в конце концов оказавшееся совершенно справедливым). Еще мать заметила, что их жилье на углу 96-й улицы и 103-го бульвара — не Бог весть что против Вест-Энд-авеню. Тем не менее, быстро прибавила миссис Моргенштерн, увидев опасный блеск в глазах Марджори, они очень милые люди, и она не могла даже рассчитывать на такой вариант.

Весьма вовремя миссис Моргенштерн достала из своих запасов шерри-бренди и виски, и тут беседа пошла куда оживленнее. Родители стали обсуждать вопрос, должна ли эта их встреча завершиться религиозным обрядом, известным под названием «Тнаим». Марджори ни разу до того не слышала о таком обряде. Ее родители были явно настроены на это и единодушно считали, что их сегодняшнее знакомство вполне достойно такого обряда. Его мать возражала, говоря, что сейчас еще чересчур рано для «Тнаим» и что есть много вещей, которые надо проделать до этого, хотя какие именно, она толком назвать не могла. Его отец в дискуссии не участвовал, он лишь выкурил семь сигарет одну за другой да несколько раз пытался как-то пошутить по этому поводу. В конце концов спор решила миссис Моргенштерн свойственным ей образом: она просто пошла в кухню и вернулась оттуда с большой глубокой тарелкой из своего лучшего фарфорового сервиза. Она позвала его родителей и своего супруга в центр комнаты, велела им взять в руки эту тарелку и разбить ее о стол. Так они и сделали, хотя при этом удивленно посмотрели друг на друга. Осколки тарелки разлетелись по всему полу, родители обнялись, поздравили друг друга и прослезились. Это, очевидно, и был «Тнаим».

Радостные родители оживленно обсуждали свадьбу, медовый месяц и счастливое будущее их детей, когда будущий муж заявил, что он увозит Марджори кататься. Это вызвало целый поток соленых шуточек обоих отцов, успевших основательно набраться виски. Шуточки еще продолжались, когда молодые люди направились к выходу. В самый последний момент — жених уже открывал перед Марджори дверь — ее будущая свекровь бросилась к ней, повисла у нее на шее, поцеловала, сказала, что очень ее любит, и расплакалась от избытка чувств. Миссис Моргенштерн твердо оттянула ее от Марджори, и молодые наконец были предоставлены самим себе.