Маори - [4]
Его внимание переключилось с адской гавани на город, видневшийся за ней. Там его появления ждал не только «Дом Коффина», но и Мэри Киннегад, «Ирландка Мэри», как звали ее моряки.
Она эмигрировала в Новую Зеландию несколько лет назад, оставив за спиной Австралию и приговор за неизвестное преступление. Такая репутация никоим образом не останавливала моряков, наведывавшихся на Пляж, так как здесь любая девушка попривлекательнее белуги ценилась на вес золота и без лишних вопросов укладывалась в постель. По сравнению с потасканными, размалеванными белыми шлюхами и смуглыми девчонками-маори, она сверкала, как бриллиант среда придорожных булыжников. С Мэри Киннегад обращались как с королевой.
А затем Коффин и Мэри нашли друг друга, и эта встреча круто изменила жизнь обоих, особенно Мэри.
Однажды она решила сброситьсо своей души тяжкое бремя и рассказала ему о том, что приговор ей был вынесен в Англии за убийство одной женщины. Она отказалась сообщить мотивы преступления, упомянув лишь о том, что убила не из-за мужчины. Вообще Мэри Киннегад всегда говорила, что не родился еще тот мужчина, из-за которого она полезла бы в драку. Коффин делал все, что было в его силах, чтобы изменить это ее убеждение.
Она уже родила ему двух красивых и здоровых ребятишек: крошку Флинна и Сэлли, волосы которой были стольже ярко-каштанового оттенка, как и у матери. Он считал, что у него прекрасная семья и любил ее не меньше, чем свое дело. Вообще Коффин полагал, что неплохо устроился для единственного сына шахтера-бедняка, скончавшегося от туберкулеза лет десять назад. Его отец гордился бы им.
Да, что ни говори, а в этом затерянном уголке земли можно было хорошо пожить. Коффин не уставал благодарить за это Бога и того голландца-первооткрывателя, который решил, что эта земля никак не пригодится его соотечественникам.
Он перевел взгляд на палубу «Решительного», которая вся сплошь была завалена грузом сосны каури. Эта порода дерева росла как на Южном Острове, так и на Северном, однако, здесьв ней больше нуждались, поэтому и цены на нее были значительно выше. Поэтому-то Коффин и предпринимал довольно рискованные визиты на Южный Остров в поисках высококачественных сосен и потом возвращался на Северный, рассчитывая отыскать там хороший и выгодный сбыт. Надо сказать, что имея в своем распоряжении «Решительного», Коффину удавалось неплохо проворачивать свой бизнес.
Казалось, Господь нарочно создал каури для удовлетворения потребностей морского дела. Дерево имело прямой и ровный ствол, который уходил вверх на необыкновенную высоту, прежде чем отпускал первые ветви. Коффину были известны случаи, когда неотесанный ствол каури ставили вместо мачты на корабле, и он служил хорошо. Корабельные плотники не могли нахвалиться на это дерево. Им не было нужды прикладывать почти никакого труда, чтобы обработать его. Молодые деревца представляли собой первосортнейшее рангоутное дерево.
Из тех ста кораблей, которые запрудили собой гавань Корорареки, многие были изрядно потрепаны. На некоторых не было мачт, другие ковыляли до порта со сломанным рангоутом. Тихий океан, казалось, нарочно измывался над моряками в отместку за то, что его однажды так неудачно назвали. Так что высококачественные стволы каури были здесь большим дефицитом. Капитаны покалеченных судов нетерпеливо расхаживали по своим мостикам и ругались на чем свет стоит, дожидаясь возможности начать ремонт.
Коффин вполне мог рассчитывать на радушный прием своего груза в этой гавани. Слишком многие нуждались в сосне для мачт, в льне для крепких канатов и в провизии для изголодавшихся моряков.
Чаны на китобойных судах слегка уменьшили интенсивность выброса в атмосферу зловонных паров, когда «Решительный», искусно лавируя между стоявшими на якоре судами, пробирался с своей импровизированной пристани. Ее, конечно, никак нельзя было сравнить с пристанью Ливерпуля или Саутгемптона, зато она была собственностью Коффина. Никто во всей Корорареке не смел заявлять на нее свои права. Как причальное место Корорарека оставляла желать много лучшего, однако оставалось молча пользоваться тем, что было. Собственный убогонький причал — вот и все, что пока мог позволить себе Коффин.
Наконец шхуна гулко ударилась о пирс. Со стороны Пляжа доносились настолько громкие крики и песнопения, что помощникам Коффина приходилось надрывать глотки, чтобы понять друг друга. Скоро должно было взойти солнце, но все на корабле знали, что на Пляже с наступлением утра отнюдь не станет тише. Таверны, пивные и бордели здесь никогда не закрывались. Бармены, шлюхи и шулера обслуживали китобоев двадцать четыре часа в сутки.
«Решительный» пришвартовался и был накрепко привязан к причалу канатами. Только после этого был переброшен трап. В честь этого кто-то разрядил в ночное небо мушкет и сразу же за тем последовал многоголосый одобрительный вой.
Коффин почувствовал, что наконец-то вернулся домой.
Глава 2
У переброшенного на берег трапа его поджидал Мэрхам.
— Какие-нибудь распоряжения, кэп?
