Манускрипт с улицы Русской - [24]

Шрифт
Интервал

«Почему, почему? — бился в безнадежной скорби Каллиграф, зная, что уже ничего нельзя ни изменить, ни поправить. — Разве я фальшивил, описывая могущество Витовта, коварство Ягайла, непостоянство мятежного Свидригайла?»

Осташко стал припоминать каждое слово своей летописи — нет, лжи в ней не было, но вдруг он заметил, как смотрит на него добрыми глазами скорняк Галайда и показывает пальцем на книгу: «Я знаю, Осташко, что ты и меня там хорошо разукрасил!», а за ним стоят гончар Никита, и Арсен, и безумный тиун, и сотни других лиц — все они поглядывают на книгу, уверенные, что их имена записаны в ней, ведь они жили и были частицей великой истории.

Каллиграф опустил глаза долу — не писал он о них. И подумал, что к чернилам, которые напоминают цвет крови, наверное, надо было подмешать — чтобы краска была стойкой — хотя бы каплю настоящей крови, кипящей, бьющейся в сострадании к людям, не упомянутым в летописи.

Проснулся. Поспешно бросился к книге в черном переплете, лежавшей рядом на стуле, развернул ее и только тогда облегченно вздохнул и улыбнулся, поняв, что это ему приснилось. «Такие сны — на долгую жизнь», — прошептал, с наслаждением вдыхая свежий весенний воздух, вливавшийся в избу через открытое окно, пахнущий березовым соком и сладкой зеленью, но тут же спохватился, вспомнив о тревожном сновидении.

«Действительно, промелькнуло ли в моей летописи хотя бы одно имя ратника, хлебопашца, ремесленника, бедняка? Да нет... Но почему? Разве я их не знаю? Не принято писать о них — отвечу. Это правда. Впрочем, можно ли назвать летописью — описание жития повелителей, которые время от времени зануздывают Клио, музу — покровительницу истории, и возвышаются над безымянной толпой, — действительной душой и плотью истории?»

Осташко вышел и стал на пороге избы. В кустах среди цветов гудели пчелы — было после теплого Алексея. Над олесскими полями синело небо, а между ним и молочным туманом над Либерцией плыл, будто гигантский ковчег, красный замок.

С Замковой горы доносился шум, бряцанье, звуки литавр и труб, разводные мосты на дорогах опущены — в замок направлялись всадники и пешие люди.

Каллиграф вспомнил: Ивашко Рогатинский на другой день после свадьбы дочери приказал своему военачальнику объехать всех землянинов[31]: пусть немедленно высылают со своих земель в замок сулицы[32], зажиточные крестьяне выставляют копье от пяти семейств, данники — платят военный налог, тяглые — имеющие рабочий скот — принимаются за черную работу и помогают пушкарям.

И потянулись со всех сторон выбранцы[33]: от Маська Калениковича из Понюшкова, Иваська Калдубицкого из Пониковец, Костаса Жмудского из Подлесья — родовитого литовца, отец которого еще во времена Любарта осел в Галиции, Дзюрзя Струтинского из Суходола, Януша Подгорецкого из Подгорцев, Нега Стрибоцкого из Кутов, Демка из Ожидова. Двигались конные и пешие, в кольчугах, караценах и шлемах, с саблями и гаковницами, шли и в свитках — без оружия. Их встречали в замке звуками литавр и труб. И завидовали их благородной ратной службе крестьяне, платившие дань медом, воском и мукой, работные люди, укреплявшие валы, и бедняки, которых оставили обрабатывать землю.

Идут и сегодня с раннего утра. В Олеско уже никто и не скрывает, что Ивашко Рогатинский готовится к воине с Ягайлом. Всем известно: на прошлой неделе Свидригайло присылал из Вильно гонца. После 1 сентября — праздника Симеона — Витовт собирается принять корону от Сигизмунда в Тракае.

Осташко находился еще под гнетущим впечатлением сна. До сих пор ему кажется, что он видит перед собой раскрытую книгу с выцветшими буквами. Мудрец стоял на пороге дома и думал о предстоящей великой битве за Волынь и Галицию, всколыхнувшей народ, зреющий на глазах, а завтра, может быть, готовой вспыхнуть пламенем. И все это найдет отражение в летописи.

— Слишком далеко дом летописца от сердца Клио, — произнес вслух Каллиграф. — Я пойду к вам, ратные люди, нельзя мне быть в стороне от вас. Может, мое скромное слово пригодится вам в борьбе.

В разрисованную цветами дорожную сумку, которую принес из Чехии, Осташко положил переплетенную книгу, чернильницу, киноварь, тростниковое перо, не заперев дверь в лачуге, направился с Белой горы по извилистой тропинке к предместью «За воротами».

Издали услышал громкие разговоры в усадьбе Галайды. Подошел поближе, остановился. Скорняк хохотал, хватаясь руками за живот, напротив него стоял в комичной позе проповедника бывший тиун Давидовича Мартын, который после неудачного сбора подати в Гавареччине ходил по Олеско, называя себя то инклюзником, то вампиром, то апостолом Христа.

Ивашко содержал Скрибку в темнице только в день свадьбы дочери, чтобы не усугублять и без того не слишком радостного настроения. Судья отказался от Мартына: этого человека, мол, он и в глаза не видел, какой-то глуповатый смерд по собственному почину собирал от его имени подать, поэтому и не требовал от Ивашка выдать ему Никиту. Такое поведение удивляло главу олесского староства, хорошо знавшего мстительную натуру Давидовича. Судья же, грузный, с красным, точно у мясника, лицом, накануне и в день свадьбы особенно заискивал перед Ивашком, но как только тот подписал акт в земском суде, по которому отдавал за Орысей три ланы


Еще от автора Роман Иванович Иванычук
Мальвы

Роман Иванович Иванычук. Мальвы (Текст романа печатается с небольшими сокращениями.)


Тополиная метель

Роман Иваничук — автор нескольких сборников рассказов: «Прут уносит лед», «Не рубите ясеней» и других, а также романа-трилогии «У столбовой дороги».В книгу «Тополиная метель» входят рассказы, охватывающие самые разнообразные явления жизни. В них и трагическая любовь, и первое чувство, пробуждающееся в юных сердцах, и чудодейственная сила искусства, преображающая и возвышающая сердца людей.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Кепка с большим козырьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Метели, декабрь

Роман И. Мележа «Метели, декабрь» — третья часть цикла «Полесская хроника». Первые два романа «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» были удостоены Ленинской премии. Публикуемый роман остался незавершенным, но сохранились черновые наброски, отдельные главы, которые также вошли в данную книгу. В основе содержания романа — великая эпопея коллективизации. Автор сосредоточивает внимание на воссоздании мыслей, настроений, психологических состояний участников этих важнейших событий.



Водоворот

Роман «Водоворот» — вершина творчества известного украинского писателя Григория Тютюнника (1920—1961). В 1963 г. роман был удостоен Государственной премии Украинской ССР им. Т. Г. Шевченко. У героев романа, действие которого разворачивается в селе на Полтавщине накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны — разные корни, прошлое и характеры, разные духовный опыт и принципы, вынесенные ими из беспощадного водоворота революции, гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Поэтому по-разному складываются и их поиски своей лоции в новом водовороте жизни, который неотвратимо ускоряется приближением фронта, а затем оккупацией…