Манускрипт с улицы Русской - [192]

— Ни о чем не спрашивай, Замбул, — тихо промолвил купец, и кизляр-ага ахнул:

— Сефер Гази!

— Тсс-с... Не расспрашивай, как я добрался сюда из Родоса, и не зови прислужников, пока не выслушаешь меня. Я разбогател, вот в этом свертке парчи завернут мешок с золотом, а еще один лежит в тайнике у одного татарина, который торгует в Бедестане. Если ты выдашь меня, второй мешок тебе не достанется. Если же ты ныне скажешь султану, что Мухаммед-Гирей готовит против него заговор, а единственный верный слуга Ибрагима — это Ислам, ты получишь его. Как только мой воспитанник выйдет от султана с позолоченным мечом, я дам тебе ярлык, с которым ты пойдешь к торговцу тканями татарину Мемету. А теперь покупай у меня вот этот сверток парчи и неси его легко, словно перышко, красавицам Ибрагима.

— Шайтан... — прошипел Замбул и принял из рук Сефера Гази тяжелый сверток.

Ибрагим постепенно успокаивался. Зловещий шум у ворот Биюк-сарая напомнил ему ту ночь, когда пировал весь Стамбул, а он сидел в темнице, проклиная могущественного Амурата. И вдруг дверь настежь, и толпа возле дверей тюрьмы, и труп ненавистного брата перед ним... А что, если этот подозрительный шум — это его, Ибрагима, очередь? А, слава аллаху... Янычары возмутились из-за права первыми целовать его шубу... Значит, они верны ему, и он еще долго может нежиться в роскоши и покое... Ибрагим медленными глотками цедил сквозь зубы вино, его пьяные глаза увидели двух Замбулов, вошедших в султанскую опочивальню.

— Я не звал тебя, что тебе нужно, кретин?

— Заговор против тебя, султан, — выпалил Замбул. Кувшин выпал из рук Ибрагима, он хотел вскочить на ноги, но спина приросла к подушке. Прохрипел:

— Где, кто?

— Мухаммед-Гирей бунтует в Крыму, султан.

Ибрагим широко раскрыл глаза, хмель как рукой сняло. Сорвался с подушки, схватил кизляр-агу за грудки и оттолкнул его, тупо вглядываясь в его открытую пасть.

— Кто, кто говорил мне, что Мухаммед будет верно служить Порте, кто убеждал меня в том, что Ислам-Гирей изменник?

Замбул поднялся на ноги, выпрямился, рабская покорность исчезла с его лица.

— Ты еще ни разу не бил меня, султан, и лучше не делай этого. Иначе Замбул начнет тоже гневаться. Как будет руководить солнцеликий султан великой империей, когда не станет всезнающего Замбула? Одиночество приличествует лишь аллаху, потому что он не ошибается, великий Ибрагим в одиночестве может ошибиться. А тогда Нур Али не пощадит твоей головы, как не пощадил Амуратовой. Я же, как всегда, даю тебе искренний совет: немедленно пошли за Ислам-Гиреем на Родос, а за Мухаммедом в Крым.

Ибрагим стоял с опущенными руками, пот градом скатывался по редким волосам бородки. Теперь он понял: его могущество, хлопанье в ладоши было самообманом. Все эти годы он ходил по дворцу, обманутый своими же подчиненными, и власть его будет держаться до тех пор, пока они захотят. Кара-гез! Все, что было до сих пор, — это Кара-гез, а он, одетый в султанское одеяние заключенный, тешит публику так, как этого хочет Нур Али и этот омерзительный Замбул.

...Гордо шагал Ислам-Гирей к султанскому дворцу. Он уже был уверен в победе. Умный Сефер Гази — великий друг и мудрец! Но странно одно: ему помогли не сеймены, а перекопский бей, который послал на султанские торги своего Мемета с мешком золота. Исламу вспомнился разговор с учителем у Ашламадере: «Кто будет у тебя правой рукой?» Мансур-бей хочет быть ею. С Мухаммедом, видимо, не удалось. А почему? Неужели брат не падок на деньги? А может, бей побоялся дать золото в неумелые руки? И дает их более сильному? Да... Но когда речь идет о взятке, тогда правды не ищи...

Ибрагим восседал на краю бассейна, опершиеь локтем о подушку. Он силился придать своему лицу выражение высокомерия и властности, во бледность вперемешку с красными прожилками делала его ничтожным и жалким.

Возле султана стоял в задумчивости великий визирь.

Ислам-Гирей, войдя, упал на колени перед своим повелителем, и тогда султан приободрился.

— Ну, Ислам, я назначаю тебя ханом. Погляжу, какой ты есть. Ты должен быть другом моего друга и врагом моего врага... Верно ли, скажи, что Мухаммед готовил заговор?

Ислам-Гирей взглянул на великого визиря. Аззему-паше известно, кто посылал бунтарские письма в Крым. Он сейчас может напомнить об этом. Но отступать нельзя.

— Не смею отрицать того, что является правдой, — ответил он. — Правда — выше моей любви к брату.

Глаза Аззема-паши насмешливо блеснули и тут же погасли.

— Введи Мухаммеда, — произнес Ибрагим.

Ислам порывисто повернул голову в сторону двери. Он не ожидал встретить тут брата. Значит — еще не победа. Молчаливый Аззем-паша устроит сейчас допрос Гиреям.

— Видишь, Мухаммед, — так же деловито неторопливым и наставительным тоном продолжал Ибрагим. — Ты не хотел быть моим другом, поэтому поедешь сегодня на Родос, и скажи спасибо, что я дарю тебе жизнь. Но оттуда ты уже не вернешься. Что хочешь сказать?

— Хочу лишь припасть к ногам твоим, султан. И ничего больше. А брату, с твоего высокого позволения, хочу напомнить пословицу: «Когда роешь яму, рой ее по своему росту».