Манускрипт египетского мага - [31]

Дойдя до угла Сололакской, Ник свернул направо и остановился, чтобы издали взглянуть на всю улицу. Тут же на углу стоял городовой, зорко оглядывающий прохожих. Сновали деловито чиновники, затянутые в мундиры, время от времени проезжали экипажи, няньки выгуливали детей — словом вполне мирная картина респектабельной улицы, на которой располагались государственные учреждения. И трудно было предположить, что еще ночью тут кипели такие страсти. Ник вздохнул и медленно пошел по Петра Великого к шестому номеру. На противоположной стороне он остановился еще раз, постоял, разглядывая странные барельефы, скульптуры и маскароны на фасаде дома и снова его охватило недоумение. Откуда, зачем? И тут Ник вспомнил, где он видел нечто подобное. Вернее, то что он видел здесь, в этом странном городе, было отзвуками того. Ник был ошеломлен, сделав для себя такое открытие. Это требовало осмысления. Мотнув головой, чтобы отогнать наваждение, Ник перешел на другую сторону и вошел в подъезд дома.

Ник медленно поднялся на третий этаж. На лестничной площадке второго этажа он немного замедлил шаг, неожиданно для самого себя тая где-то в глубине души надежду, что сейчас он может увидеть Лили. Но тут же отругал себя мысленно за слабость и уверенно поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь. Дверь тотчас же открылась и пожилой слуга с пышными бакенбардами и такой же пышной и ухоженной бородой лопатой провел Ника в переднюю.

— Как прикажете доложить? — успел только спросить слуга, как из глубины комнаты раздался голос Ивана Александровича.

— Кто там, Данила?

— Это Кефед-Ганзен, — громко сказал Ник и увидел как стремительно открыв дверь навстречу к нему кинулся Иван Александрович.

— Я счастлив, безмерно счастлив, пройдемте в гостиную. — и Иван Александрович провел его в небольшую гостиную, обитую зеленым штофом, обставленную изящной мебелью, но плотно зашторенную так, что солнечный свет едва проникал в нее. В комнате царила полутьма и чувствовался слабый запах лекарств. Иван Александрович хлопотал вокруг протестующего Ника, усаживал его поудобнее, сам располагался так, чтобы было удобно разговаривать, звал Данилу, приказывал ему принести легкое вино, печенье и шоколад, словом был рачительным и гостеприимным хозяином.

Ник рассказал Ивану Александровичу очень осторожно, в общих чертах, о том, что произошло ночью в доме. Но тот отнесся к этому равнодушно.

— Да я никого не знаю из артистического мира, — сказал он. — Так сложилось, что с самого раннего детства я жил в Европе, вначале в пансионах, потом учился в Сорбонне. Мое увлечение с детства лингвистикой сделало меня отчасти нелюдимым. И так продолжалось, пока я не уехал в Индостан. Из затворника я превратился почти что в искателя приключений. В Тифлис я наезжал редко и это меня мучило. Матушка была все время одна после смерти моего отчима.

— Вашего отчима? — переспросил Ник.

— Да, князь Аргутинский, усыновивший меня после гибели отца, а это произошло когда мне не было и пяти лет, скончался рано. Детей у него не было. Я единственный наследник.

— Но вы носите другую фамилию, — осторожно заметил Ник.

— Да, это имя моего настоящего отца, которого я не знал. Матушка и отчим считали, что в Европе мне будет так удобнее. Так и осталось. Но в Тифлисе меня знают по имени отчима. Здесь я князь Аргутинский.

— А при каких обстоятельствах погиб ваш батюшка, — продолжал спрашивать Ник, — простите меня, если мой вопрос причиняет вам боль.

— Это было так давно и я был так мал. Дома я мало бывал, разговоров об этом не велось. Я не знаю подробностей, но известно, что произошла катастрофа в Швейцарских Альпах, дорожный экипаж сорвался в пропасть. Отцу приходилось много ездить, он выполнял какую-то дипломатическую миссию. Вместе с отцом погиб и мой старший брат, — добавил он. — Он был всего лишь на год старше меня. Для матушки, видимо, это была ужасная трагедия. И только участие друга моего отца, впоследствие моего отчима, дало ей силы жить. Но в доме не сохранилось никаких дагерротипов, фотографий, хотя известно, что отец очень увлекался этими новшествами. Видимо, маме было тяжело смотреть на них.

С этими словами Иван Александрович начал разливать в высокие бокалы баккара розовое вино. Ему явно не хотелось продолжать эту печальную и тяготившую его тему и он перевел разговор на впечатления Ника об Индостане. Тут он сразу оживился, повеселел. Ник заметил, что со вчерашнего дня здоровье Ивана Александровича явно пошло на поправку. В рассказе Ивана Александровича он заметил только один момент, настороживший его. Обычно люди стараются хранить все, что касается ушедших из жизни близких людей, да еще так трагически. Но, возможно, это был способ дать забыться несчастной женщине, трагически потерявшей мужа и сына. Больше он решил не касаться этой темы в разговоре с Иваном Александровичем, чтобы его настойчивость не насторожила того.

Беседа об Индостане явно доставляла обоим собеседникам большое удовольствие. Иван Александрович, по его словам, провел много времени во владениях Раджи Багхотского, чьим гостеприимством пользовался и Ник. Оба они, но только в разное время, побывали и в ашрамах Мадраса. Посчастливилось им обоим побывать и в священном Золотом храме сикхов. Иван Александрович объяснил Нику, что название города Амритсар, где находится Золотой храм, происходит от санскритских слов: А — частица отрицания, мрит — смерть и сар — источник, в целом «источник бессмертия». Имя это дано сначала не городу, а