Мания приличия - [8]

Как здорово, что на последнем курсе, заканчивая на востоковеда и почти в совершенстве выучив корейский язык, я смогла накопить денег (частью позаимствовав их у родителей) и вырваться на каникулы в Сеул — город, который давно привлекал меня, столица страны, чья культура влекла к себе, заставив поступить туда, куда я поступила и выучить не очень-то модный, но зато очень сложный азиатский язык. Мечты сбывались, жизнь становилась интереснее, я впервые куда-то далеко выбралась без родителей, хотя мне было уже двадцать два года. Окрыленная и завороженная, с одним чемоданом и сумкой, налегке, я неслась навстречу приключениям и увлекательным прогулкам, и вдруг, эти странные люди, пропасть, провал в бессознание, тряска, потеря временных и пространственных ориентиров, иногда и ощущений, сменяющиеся неразборчивые звуки, то свет, то тьма, голоса на непонятном мне языке. Когда это кончится? Что происходит? Ну же, вырвись из этого омута, из этой мути… очнись!

Приказав себе это, я поняла, что мысли более-менее собираются из беспорядочной кучи в стройный ряд. Я связно с собой говорю, отлично. Осталось открыть глаза. Я пьяно разлепила веки. Никогда не пила много, ничего кроме совсем легких напитков, шампанского или красного вина, но представление об опьянении было именно таким. Но я же не пьяная? Надо мной темнел серый потолок и я поняла, что полусидя лежу, с закинутой назад головой. Приподняв её, я ощутила боль залежавшихся мышц и, разминая шею, посмотрела вокруг. В небольшом помещении, метров десять в квадрате, без мебели и лишь с одним окном, за которым виднелась решетка, на полу, кроме меня, сидело ещё две девушки, испуганно озирающиеся и заметившие, что я очнулась. Кажется, они пришли в себя пораньше.

— Где мы? — приложив ладонь к гудящему затылку, села я ровнее.

Под нами были набросаны матрасы и наши верхние вещи, так что мы сидели не на совсем голом полу. По лицам девушки были русскими, но на секунду мной завладело предчувствие, что меня могут не понять.

— Я не знаю, — покачала головой одна, едва шевелящаяся от предвкушения чего-то нехорошего.

Вторая прижала к груди коленки и безостановочно всхлипывала.

— Как… как мы попали сюда? — проникаясь обстоятельствами и общим эмоциональным состоянием, я начинала дрожать. Картинка постепенно складывалась, и я боялась себе признаваться в том, что угадываю, к чему все эти события. Мне не хотелось верить, что со мной могло случиться подобное. Я догадывалась, что если мои догадки верны, то я уже ничего не смогу сделать, я пропала. Меня ждет кошмар. Плачущая девчонка, видимо, осознала это в полной мере. Другая, что ответила мне, была немного стрессоустойчивее.

— Я отдыхала в Таиланде, — тихо, скованно и растерянно посмотрела она на меня, вжимая голову в плечи. — С подругой. Взяли экскурсию на один островок… нас заверили, что в катере осталось только одно свободное место, и вторую заберут потом… я села, а все, кто был в катере, видимо, были бандиты, — поджав губы, она поборола нервную судорогу.

Уверена, пережила не меньше, чем я, хотя, накаченные наркотиками, чтобы перевозились без проблем, мы, к счастью, хотя бы пропустили те моменты, когда нас таскали с места на место, обращаясь, как с товаром. А мы, кажется, им и были.

— А ты? — я очнулась, боясь трясти головой, чтобы не вернулся звон внутри неё.

— Я летела в Сеул. Самолет делал пересадку в Шанхае… мне сказали, что что-то не так с документами… я пошла с людьми… мне казалось, что всё так прилично, это ведь государственные служащие, — я не выдержала, и закрыла глаза. Рыдания подкатывали неудержимо. Где же мы?! Где? Куда нас привезли? Почему? Зачем?

— Тебя тоже проверяли у гинеколога? — кивнула она вопросительно.

— Гинеколога? — испуганно ахнула я.

Никогда не была у этого пугающего врача. Да и зачем, если я девственница? Я посмотрела на свои джинсы. Пуговица была расстегнута. Тут же вспомнилось, что я открывала глаза в каком-то кабинете… о нет! Что это было? Зачем?! Я заразилась у третьей, которая не сказала ещё ни слова, и захныкала. Самая стойкая из нас, та, вторая, погрустнела и обняла себя руками.

— Нас в бордель продадут, я думаю, — мрачно изрекла она. Нет, пожалуйста, скажите, что это не так! Я прижалась спиной к стене, с жалостью глядя на плачущую девчонку, но и себя мне было жаль не меньше. А ещё мне было жаль родителей, которые, наверняка, уже с ума сошли от волнения. Сколько дней прошло с тех пор, как я должна была расположиться в гостинице и позвонить им? Понятия не имею. Они, наверняка, позвонили в полицию, подняли на уши турагентство, туроператора, консульство, что ещё там нужно, чтобы меня нашли?

— Я не хочу! — крикнула плакса и, завалившись на бок, уткнулась лицом в свой или чей-то пиджак, затрясясь от слез.

Казавшаяся тяжелой металлическая дверь отворилась и, достаточно просто распахнувшись, впустила в себя здоровенного детину, грозно прошедшего до середины и вставшего перед нами. Мы две, смотревшие на это всё, напряженно затаились в ожидании. Третья, поймавшая нервное расстройство, даже не услышала, что кто-то появился. И когда наше внимание готово было сосредоточиться на этом огромном и устрашающем амбале, в дверях появились очередные посетители. Высокий брюнет в белой рубашке и брюках и, рядом с ним, невысокий брюнет в длинных пляжных шортах и цветной летней рубашке, на пуговицах которой висели солнечные очки. Чуть приотстав от них, шага на три-четыре позади, вошел последний, в строгом светло-серебристом костюме, явно моложе двух первых. Красивый. Его лицо ненадолго загипнотизировало меня.