Манифест, как стать интересной - [19]

– Ладно. Это кошмар. Но это кошмар, с которым можно работать. Чего ты хочешь, дорогая? Можем начать откуда угодно.

Бри спокойно ответила на его взгляд.

– Я хочу быть красивой, – ответила она твердо. – Чтобы мне вслед оборачивались. Чтобы выделяться из толпы… – Она помедлила. – В хорошем смысле.

Дэмиен пожевал губу, напряженно размышляя. Затем его глаза просияли.

– Блонд, – объявил он. – Тебя нужно сделать блондинкой!

Бри изо всех сил постаралась не скорчить гримасу.

Она могла с ходу перечислить пяток вещей, которые не нравились ей в блондинках. Светлые волосы ассоциировались с глупостью – худшим кошмаром Бри. Она быстро взвесила другие варианты. Милая, здравомыслящая, язвительная брюнетка. Неплохо, но головы ей вслед не повернутся. Черный. Увы, все, кто красил волосы в черный, выглядели или по-идиотски, или слишком готично, или странно, как Чак с английского. Рыжий. Интересно, но… не слишком ли отчаянно? Не чересчур «посмотрите-все-на-меня»? Насколько помнила Бри, ее естественным цветом был мышиный. Но кому, черт возьми, есть дело до мышей?

– О'кей. Пусть будет блонд.

Дэмиен расплылся в широкой улыбке:

– Отлично. Тогда мы здесь задержимся. И тебя придется подстричь… Не волнуйся, – добавил он, заметив панику на лице Бри, – не сильно. Но если ты хочешь, чтобы тебе вслед оборачивались, длинные светлые волосы тут не помощник. Нет, мы сделаем тебе градуированное каре. Эффект будет сногсшибательный.

Он наклонился к ней с миской пурпурной жижи и принялся за работу.

Час спустя из зеркала на Бри смотрела рождественская индейка. По словам Дэмиена, он использовал три разных оттенка блонд – «ириску», «мед» и «патоку». Теперь Бри чувствовала себя лабораторной крысой. Но если настоящие крысы отдают жизнь ради лекарства от рака, ее жертвоприношение было исключительно во имя красоты. Столько усилий – и такая ничтожная цель!

Однако Бри напомнила себе, что постоянное осуждение социальных норм в семнадцать лет вряд ли ее куда-нибудь приведет.

Она задумалась, натуральная ли блондинка Жасмин или тоже проводит все выходные со скальпом, завернутым в фольгу. Это несколько разрушало магию. Затем Бри вспомнила про утреннее занятие и то, как Жасмин умудрилась унизить ее без единого слова. Бри сморщила нос. Это бросилась в глаза маме, которая сидела рядом и листала глянцевый журнал.

– Ты в порядке, милая? К запаху перекиси нужно привыкнуть. Мне-то он уже как родной.

Бри скосила взгляд:

– Мам?

– Да?

– Ты была популярной в школе?

– Ты поэтому захотела обновить гардероб? Чтобы стать более популярной?

– Нет. Не совсем. Мне просто интересно.

Мама отложила журнал и посмотрела Бри прямо в глаза.

– Нет, – ответила она. – Я не пользовалась популярностью в школе.

– Как думаешь, это имеет значение? Ну, в долгосрочной перспективе?

Мама на секунду задумалась:

– Если бы я была хорошей матерью, то сказала бы, что нет, не имеет. Не в долгосрочной перспективе. Не в контексте всей жизни…

– Но?

Мама по-прежнему не отрывала от нее глаз.

– Но я до сих пор помню имена популярных ребят из своей школы, – она принялась загибать пальцы. – Керли Кардинг, Надин Моррисон, Лорен Вегас – это девочки. А если говорить о парнях – по-настоящему популярных, тех, по кому все сохли, – Франческо Бьяджо и Стив Ньювингтон. Как это может не иметь значения, если я все еще помню о них каждую мелочь, хотя прошло много лет?

– Может, это потому, что людям свойственно помнить популярных одноклассников, – предположила Бри, удивленная маминой откровенностью.

Та всю жизнь представлялась ей помешанной на пилатесе домохозяйкой. Возможно, Бри ее всегда недооценивала… Или просто слишком мало с ней разговаривала.

– И все же кое-что злит меня до сих пор. Я помню их полные имена, помню, кто с кем встречался, даже в чем они пришли на выпускной бал. Я могу вспомнить каждый их язвительный комментарий по поводу меня или моих друзей. И так у всех ребят из нашего выпуска. Но они… – мама привстала, чтобы поправить кусочек фольги, сползший Бри на лоб. – Они с трудом узнавали меня тогда и совершенно точно забыли сейчас. Иногда это кажется ужасно несправедливым. Они составляют такую огромную часть моей жизни, а в их мире меня даже не существует. Я до сих пор чувствую себя непопулярной девочкой.

Бри почесала шею, зудящую от перекиси.

– Возможно, уже не так счастливы, успешны, красивы и популярны, – заметила она. – Возможно, их жизнь сложилась по-дурацки, и теперь они сидят в одиночестве, с ожирением и единственной радостью в виде лотерейных билетиков.

Мама с грустью покачала головой:

– Жизнь так не работает, дорогая. У них все отлично – вероятно, лучше, чем у меня.

– Но…

– Что «но»? Думаешь, существует какой-то кармический баланс? Что ты блистаешь в средних классах, а потом расплачиваешься за это страданиями до конца жизни? В минуты слабости я действительно желаю им такой судьбы. Чтобы они хоть раз поняли, как я чувствовала себя в школе. Но что это даст?

И мама, замолчав, с рассеянным видом подняла журнал.

– Значит, ты думаешь, что быть популярной важно?

Та мотнула головой, словно вопрос Бри вырвал ее из сна.

– Может, и не важно. Но полезно. Если средняя школа далась тебе легко, ты входишь во взрослую жизнь без многих шрамов… – Мама снова покачала головой, но на этот раз сердито, словно недовольная самой собой. – Нет, нет… Знаешь что, Бри? Не слушай меня. Это