Манеж 1962, до и после - [4]

Когда через пять минут она вернулась, зал был освещен софитами, из подъехавших автофургонов в него вносили телеаппаратуру, началась съемка. Приехал Белютин, на вопрос одного из корреспондентов: "Разрешено ли это искусство в вашей стране?" - он ответил утвердительно. Я уверен, что его ответ был искренним, еще не кончилась "оттепель", и он верил в реальность предстоящих заказов. Экспозиция была разобрана, все картины и скульптуры развезены по домам и мастерским.

А на следующий день под девизом "Абстрактное искусство на Большой Коммунистической улице!" по межконтинентальным телевизионным каналам выставка была показана в Европе и Америке. Вскоре на Кубе, на пресс-конференции, которую давала советская дипломатическая миссия во главе с Микояном, одним из иностранных корреспондентов (кажется, их было около трехсот) был задан вопрос: "Действительно ли в СССР разрешено абстрактное искусство?". Никто ничего не знал. Позвонили в ЦК. Там никто ничего не знал. Запросили МГК КПСС. Инструктор МГК партии по искусству Борис Поцелуев поехал по указанному ему на основании телепередачи адресу в Дом учителя и на пригласительном билете обнаружил мою фамилию. Тут же позвонил мне и предложил утром 30 ноября явиться к нему на улицу Куйбышева. Он позвонил именно мне, потому что мы были давно и достаточно хорошо знакомы. Утром я рассказал ему все, что знал о студии, о талантливости педагога, о "Красном стане", поездках на пароходе, о художниках, об их работе, как лично мне много дали эти три года занятий в студии. В том, что я говорил правду, у него не возникало сомнений.

Между тем в кабинет Поцелуева заходили вызванные им "товарищи": секретарь парторганизации МОСХ Щеглов, директор МОХФ Мазур, директора комбинатов Художественного фонда.

По предложению Поцелуева я позвонил Белютину, вместо него приехала Нина Михайловна Молева, вызвали старосту одной из групп студии художницу Гедду Яновскую, собрались работники аппарата МГК, никто не интересовался нашими работами, но все требовали, чтобы мы ответили, зачем мы пригласили иностранцев. Мы их не приглашали, ничего ответить не могли. В 12 часов Поцелуева и сотрудников МГК вызвали в соседний кабинет, а потом Поцелуев вернулся сияющий, отпустил всех, кроме нас троих, и сказал, что завтра наши картины с выставки на Большой Коммунистической будут смотреть руководители партии и правительства, что к 8 часам вечера они должны быть доставлены в Манеж. Это был приказ.

Нина Молева сказала, что без Белютина мы решить этот вопрос не можем. Втроем мы поехали к Белютину. "Это провокация, - сказал Элий Михайлович, выставлять работы не будем".

Зазвонил телефон...

Д. Поликарпов

Элий Михайлович подошел к телефону. Звонил заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Поликарпов. Мы в соседней комнате размышляли, надо ли нам выставлять свои работы. Поликарпов приказывал, требовал, Белютин сопротивлялся, говорил, что художники развезли работы по домам, что многих участников уже нет в Москве, выставку в том виде, какой она была на Таганке, восстановить невозможно, художников может не быть на месте. Поликарпов настаивал. Вдруг Белютина осенило, и он задал вопрос: можно ли в случае отсутствия художников заменить их работы на другие, то есть не те, которые висели на Большой Коммунистической (на Таганке), а на любые другие по усмотрению студии? Поликарпов предложил везти по усмотрению, что получится. "Значит, можно заменить работы?" "Пожалуйста", - сказал Поликарпов. И тут мы все успокоились и решили показать наши последние пароходные работы: пейзажи волжских берегов, портреты рабочих, речные порты, краны, карьеры, виды городов Городца, Ульяновска, Волгограда, Казани, композиции на производственные темы, а Поликарпов сказал, что уже выслана машина (пикап) для сбора и доставки работ в Манеж, что машина поступает в полное наше распоряжение, что он лично каждые пятнадцать минут будет звонить Белютину по поводу того, как идут дела по сбору картин. Элий Михайлович тянул с ответом.

Звонок. Открываем дверь. В квартиру входит дама, говорит, что приехала из ЦК КПСС, машина внизу в нашем распоряжении, а она сама посидит с нами и подождет, пока все картины не будут собраны, и села на стул в углу комнаты.

Кто, кто она была? Должность, характер деятельности, фамилия? Ее присутствие сковывало нас, лишило нас возможности обмениваться мнениями. В этой неприятной ситуации Белютин вынужден был принять предложение Поликарпова.

Каждые пятнадцать минут звонил Поликарпов. Дверь квартиры была открыта настежь. Художники привозили оформленные картины, расставляли вдоль стен, складывали на пол, сами оставались. В необыкновенной тесноте Элий Михайлович отбирал. Часть сугубо экспериментальных работ он заменял тематическими того же плана и времени. Следует отметить, что по стилю они мало отличались от выставлявшихся прежде на Таганке и являли собой образцы того же вида экспрессионизма.

Около девяти часов вечера мы, кто на машине с работами, кто на такси подъезжали к Манежу, у входа нас встречали сотрудники аппарата ЦК, в основном руководящие работники. Вероятно, они боялись, что мы не приедем совсем, и очень были рады, шутили и, улыбаясь, помогали заносить картины в вестибюль и на второй этаж, где, к моему великому изумлению, уже на полу стояли скульптуры Эрнста Неизвестного, а вдоль стен компоновали свои картины В. Янкилевский, Ю. Соостер и Ю. Соболев. Из запасника кто-то принес кубические постаменты для скульптур, но почему-то они были покрыты то ли грязью, то ли плесенью. Эрнст волновался. Я, Леня Мечников, и кажется, Алеша Колли, и еще три художника пришли ему на помощь. Развесчики работ принесли большую банку белил. Мы сначала занялись реставрацией тумб, а потом помогали Эрнсту поднимать и устанавливать на белые тумбы его работы.