Манекен за столом. Роман-антиутопия - [92]

Дочь нового мэра была поразительно похожа на Топ. А ее подруга — Дар, и она, кажется, меня признала.

Топ тоже может притворяться. И особого труда для этого не требуется. Достаточно просто сохранять невозмутимый вид, который так идет красавицам.

— Топ, — тихо сказал я.

Девушка, замерев, немного повернула голову. Потом на ее лице отразилось недоумение. Она слегка пожала плечами.

По ночам я часто просыпался оттого, что где-то далеко слышался гром. Иногда раскаты грома раздавались особенно сильно, и однажды я не выдержал и открыл окно.

Ровно и мощно дул ветер, и деревья и кусты, темные и загадочные, волновались.

Далекий гром медлительно раскатился по всему горизонту.

Спать мне уже не xотелось. Я дошел до калитки. На темной улице тускло горела маленькая лампочка под ржавым абажуром.

Абажур качался и постукивал. Свет от лампочки едва достигал земли, и от ветра он то слабел, то загорался ярко.

Здание, к которому я пришел, напоминало крепость. Оно серело в темноте. С оврага на крепость наползал туман. Камень был мокрый.

Я начал подниматься в зал, и тут стали заходить другие опоздавшие, они заходили совершенно спокойно, шли в полный рост, переговариваясь, и оттеснили меня в середину.

Лектор примолк. Все вокруг очень старательно писали. Старичок молчал, и все вокруг писали. Сосед с шелестом перевернул страницу. В углу приятно забренчал колокольчик.

После перерыва, когда все сели, как попало, и стали тут же писать каждый не в своей тетради, лектор снова стал говорить.

— В этом мире все разорвано. И нет никакой связи. И все можно поменять местами. Как изменить этот мир, не исказив его?

Я увидел, что в дверь вошла девушка и пошла по проходу. Она была в платье, свободно облегавшем ее легкую фигуру.

Все вокруг писали, а лектор за стойкой что-то бубнил и поднимал палец вверх, и никто ничего не замечал.

Незнакомка в мою сторону не смотрела.

Время шло. Лекция тянулась бесконечно долго, и я и хотел, чтобы она никогда не кончалась, но временами меня брало страстное нетерпение, чтобы поскорее зазвенел колокольчик.

Девушка ничего не писала, сложив руки на коленях, и выражение ее глаз трудно было определить. Наши взгляды встретились.

Девушка сидела там же и, со своим лёгким прищуром, будто силясь узнать малознакомое лицо, смотрела на меня.

Я не мог разгадать выражения её глаз. Незнакомка не шевелилась, сидела ровно, и только в последний момент её напряжённую задумчивость выдал жест, долгий, рассеянный, которым она поправила волосы.

Я чувствовал, что скоро будет конец. Забрякал колокольчик, все разом встали и пошли к выходу.

Я старался не упускать из виду девушку.

Вначале она была рядом, так, что я мог коснуться её рукой. Потом меня немного оттеснили, хотя я по-прежнему хорошо видел её светлое платье.

Изо всех рядов выбирались и вливались в общий поток люди. Их было так много, что скоро я видел перед собой одни только серые спины, и белое платье совсем затерялось среди них. Я яростно расталкивал их, усердно, но безуспешно, потому что спины наваливались, обступали, и я только успел заметить, что девушка уже вышла, окружённая такими же серыми спинами, что и я.

Потеряв её из вида, я почувствовал страшное опустошение. Это было как после праздника, когда он окончился, и ты ничего не можешь поделать, и только знаешь, что всё кончилось.

Это я хорошо чувствовал, что всё кончилось.

За дверью все странным образом рассеивались, и незнакомки нигде не было видно.

Я скатился вниз по ступенькам, выглянул наружу — никого. Я бегал по всему театру, осматривая комнаты.

Вокруг было тихо и пусто.

На площади стояла повозка. Лошадь прядала ушами. Банкир хмуро поглядывал по сторонам, отирая пот со лба. Как его занесло сюда? Чувствовал он себя дискомфортно. Никто не обращал на него внимания.

В столице мимо него никто не пройдет. Мимо его зоркого глаза. А если кто-то покажется на горизонте, он весь изведется.

Мысль о том, что он не выяснит, кто это, для него непереносима, но, определив объект, он сразу успокаивался.

— Родственник, — удрученно бормотал банкир. — Никогда не примет меня, как положено. Считается, если я из столицы, то ко мне можно относиться с пренебрежением.

Он стал примериваться к дешевым лавкам, столичной отраде, и подоспевший Витамин первым делом без сожаления напустился на него.

— Так ты ко мне приехал или еще для чего-то? А, Кузен?

— Думал, ты не придешь, — выдохнул крестьянин.

— Ничего, — буркнул Витамин. — Не заблудился бы.

— Конечно, — с готовностью сказал Кузен. Не с руки ему было ссориться со спесивым городским родственником.

Все ждут поддержки со стороны.

Мы зашли в подвал, где воротила великодушно позволил угостить себя.

Улыбчивый Паника и циник Кошмар почтительно приветствовали жоха.

Они знали, что такие, как Витамин, всегда берут свое, не задаваясь при этом.

— Неважно выглядишь, — посочувствовал Кузен.

Полинялый Витамин покосился на отражение в стекле. Да, видик. Но ничего.

Ради торговли он готов на жертвы. Товарная атрибутика — это не просто слова.

Это оптимальная оправа. Искать ее надо в изъяне, а Кузен из соседней деревни.

Витамин поинтересовался здоровьем родственников. Для начала.