Манекен за столом. Роман-антиутопия - [102]
Я подскочил. Направление я знал.
Направление модели. Она набирала обороты, попав в которые, не вырваться, потому что одно действие тянет за собой следующее, и нет никакого зазора.
Отель высился над равниной.
На горизонте росли клубы пыли. Карнавал несся во весь опор.
В дупле расположилось многочисленное семейство Бума. Я вдруг подумал, что у кукол нет родственности.
Топ сидела у очага. Поклонник в очередной раз нашел ее, чтобы спрятать от всех, и выбыл из модели.
— Ты свободна. — Я следил за вздымавшейся пылью на равнине. Это несся Шедевр, еще не зная, что опоздал.
— Свободна? А зачем? — безучастно отозвалась она. — Там, — она указала в сторону, — меня нет. Я не знаю, кто я. Я хочу жить, как все. Я не хочу искать. Я только кажусь такой независимой. На самом деле я хочу, чтобы мне указывали, что мне делать. Шедевр манипулировал мною, как куклой. Я и не жила все это время, а так, перебирала. Я все потеряла. Всю жизнь. Когда-то у меня была семья. Я не знаю, что со всеми случилось — в большом городе никому ни до кого нет дела. А здесь я в такой же большой семье. Как прежде. — Она посмотрела на меня расширенными от восторга глазами, становясь совсем юной.
Бум возился со своими многочисленными игрушечными детьми, сажая их на колени, всех вместе, как на старых семейных фото.
Мы с Шедевром двигались друг навстречу другу. Его кавалькада ожидала внизу. Он был в испарине.
— Не успел, — сказал он. — Опять не успел. Я должен был успеть. Это дало бы возможность уничтожить кукол.
— Ты хочешь уничтожить кукол? — изумился я. — Ты их создал.
— Я хотел всего лишь скопировать природу, а появились куклы. Я думал, куклы исчезнут сами. В нашем празднике.
Шедевр с трудом повел шеей.
— А город? Ты разрушил его?
— Да. — Голос его твердел. — Но… он уже восстановился. От прежнего не отличить.
Шедевр тоже становился прежним, увеличивался на глазах, спускаясь вниз на ногах-колоннах.
Он взмахнул рукой, всем, и мне, и тем, кто в отеле, и кавалькада сорвалась с места, пыля.
В модели оживает шоу, то, что кажется, а то, что кажется, и есть душа.
Она везде лишняя, изгнана отовсюду, отвергнута реальным миром, где ей, бессмертной, нет места.
Город был целым. Куклы праздновали уход Шедевра. Они ходили по улицам и улыбались.
Витамин, уже в своей жилетке, нацеживал вино из бочки.
— Попробуй, — сказал он мне. — Вкус скопирован. Как самое лучшее вино. На самом деле вино обычное. Шедевр разогнал всех посетителей, — недовольно заметил он.
В углу Фат, уронив голову на руки, вскидывался время от времени, как старый пони.
— Уже готов, — сказал Витамин. — Как обычно. Бедняга! А Ядро тренирует новобранцев. Отводит душу. Выглядит, как настоящий генерал. Вот это Ядро! Прежний. И мы снова вместе. Как в старое время. Помнишь? Ты всегда мечтал об этом.
Я помнил. Я хотел, чтобы мы были вместе.
Чтобы все оставалось, как прежде. Я хорошо сработал. Друзья меня не подвели.
Все осталось, как прежде.
Витамин никогда не станет жадным, толстым. Он всегда будет весел, щедр.
И дело свое он любит.
Ядро никогда не превратится в пьяницу и скандалиста. Всегда будет вдумчив, ловок.
Лагуна навсегда сохранится, как чудаковатый, преданный друг.
Столько праздника!
А я смогу вечно, раз за разом, знакомиться с Топ, невероятно красивой, видеть ее восторженные глаза. И это так замечательно. И все будут в это верить.
Все мы будем в это верить.
Я направил взгляд на рынок, где дрогнула бессмертная душа.
Я открыл глаза. Мы смотрели на мрачного кабана, огромную зверюгу, и ждали, пока он превратится в нашего Хлама. Пришедший Витамин, увидев это, расхохотался.
— И вы поверили?
— Тренировка — это неправильно, — заявил Ядро. — Это искусственное, нечестное.
— Я хочу проверить её чувства, — стал жаловаться Витамин. — В этом мире это невозможно. Все дамы чувствуют, что я богат. А богатым становишься, как только отделишь форму от содержания.
Я зажмурился. Друзья в комнате переглянулись.
— Мы же собрались на рыбалку.
— А ты… не торгуешь? — спросил я Витамина, полного, лысеющего.
— Вообще-то я работаю в магазине. Но я больше считаю. Я бухгалтер. Лагуна — грузчик.
— Пошли на косу, — нетерпеливо сказал Лагуна. — А то Корка всю рыбу распугает. Один выходной у меня.
— Да?
— Конечно. Ты что, не веришь?
И я поверил.
Мы добрались до острова. Из бездны показался рыбий плавник, как на мелководье. Рыбы бились вокруг, показываясь почти целиком. Я перешагнул через борт. Вода едва покрывала мне ступни.
— Нормально, — сказал Лагуна. — Отлив.
Я с сожалением посмотрел на него и зашагал по воде. Лагуна почесал сачком затылок, но от такой добычи не собирался отказываться.
За столиком у музея сидел Корка с фужером в окружении девиц Витамина.
— Да мы их… — Корка увидел меня и запнулся. Обычный Корка. В хвастовстве я его заподозрить не мог. Он всегда был такой.
Мои предположения о том, что очередная модель мне не приснилась, подтверждались.
А о чём это Корка? Но тот уже сменил тему. Вообще примолк, приналёг на чай.
В сторону леса, гор, океана я уже боялся смотреть. Там среди волн бродил Лагуна с сачком, далеко от берега. Иногда он оступался в местах бывших бездонных впадин.
Если призыв в волшебный мир внезапно оборвался на середине, уж точно не следует унывать. Нужно взять себя в руки и вынести из этого как можно больше пользы. Например, постараться сотворить самую настоящую магию. *** Когда молодая девушка поняла, что вскоре ее счастливая жизнь будет оборвана внезапным призывом в иной мир, она приложила все усилия, чтобы этого избежать. Но вместо заветного ключа от оков под названием Якорь она получила нечто большее.
Будьте терпеливы к своей жизни. Ищите смысл в ежедневной рутине. Не пытайтесь перечить своему предпочтению стабильности. И именно тогда вы погрузитесь в этот кратковременный мир. Место, где мертво то будущее, к которому мы стремились, но есть то, что стало закономерным исходом. У всех есть выбор: приблизить необратимый конец или ждать его прихода.
В архиве видного советского лисателя-фантаста Ильи Иосифовича Варшавского сохранилось несколько рассказов, неизвестных читателю. Один из них вы только что прочитали. В следующем году журнал опубликует рассказ И. Варшавского «Старший брат».