Мандустра - [55]

Шрифт
Интервал


— Мы не придем! Будь здесь наедине.


— Я похороню вас.


— Единственная!


— Вы никогда не придете?


Ответ не дается просто так. Ответ не дается в руки. Ответа не бывает простого. Просто ответа нет такого, какого хочешь именно ты.


Василиса Кикабидзе пускает печальную девичью слезу. Она хочет к себе в горы.


— Мы не выйдем!


— Пожалуйста, вот все, что есть у меня. Я перенесу вас с собой.


— Это твой конец, Василиса. Оставь мир в покое. Мир покоится на нас — оставь нас в покое. Оставь, оставь это.


«Однажды тебя позовет высшее — не сопротивляйся. Отдайся этому, плыви по течению, это не смерть. Это высшее — не говори „нет“. Расслабься, открой глаза, принимай все легко. Это только высшее, ничего другого. Только оно. Только облик его, он другой. Это очень просто».


— Вы со мной? Вы здесь? Вы там? Вы есть?


— Мы остаемся.


— О горе ВСЕМУ.


Василиса ЗАКОЛОЛАСЬ.


1988

ДЕНЬ, В КОТОРОМ Я ЖИВУ

Just a perfect day…

Lou Reed

За окном клубилась пыль, которую, наверное, вздыбила какая нибудь большая машина; Алексей Магомет спал на раскладушке, уткнувшись подбородком в свое плечо.


— Вставай, придурок, я ухожу, у меня дела, десять часов!.. — раздался наглый и недовольный всем его окружающим голос хозяина квартиры, в которой Алексей провел ночь.


Он открыл глаза и безмятежно уставился на человека, стоящего подле него.


— А… в чем, собственно, дело? Ты обиделся? Что-то было не так?


Хозяин смягчился.


— Да нет, все было нормально… нормально… нормально… — Тут он опять взорвался: — Но сейчас я немедленно ухожу, и ты тоже!!


— Замечательно, — совершенно спокойно произнес Алексей и сразу же вскочил с раскладушки, весело улыбнувшись и хитро подмигивая. Он был одет в чистые голубые джинсы и белый свитер. — Ну, конечно же, я ухожу. Вот только кофе…


— Никакого кофе! — нетерпеливо буркнул хозяин. — Алеша, все хорошо, но я очень спешу.


— Понял! — с обезоруживающей четкостью сказал Магомет и уставился на японские наручные часы, лежащие на столике рядом с раскладушкой.


Хозяин немедленно надел часы.


Через сорок минут Алексей Магомет стоял в кафе вместе с Сашей Донбассом и пил пиво из большой кружки.


— Представляешь, прикол, — говорил Донбасс, — у меня отчима посадили… Дали три года!


— За что?


— Он два года назад ехал в поезде и по пьяни проткнул столовым ножичком какого-то грузина… Хрясь его в бочину! Гы-гы!..


— Насмерть? — Магомет с нескрываемым наслаждением затянулся сигаретой «Кент».


— Да что ты!.. Так… ничего серьезного. Все равно: «злостное хулиганство». Сидит.


— А, — сказал Алексей.


— Пора деньги делать, — заявил Донбасс. — День-то какой замечательный! Пойдем?..


Они вышли из кафе, симпатичные и молодые. Стояла ранняя весна, вовсю светило солнце на безоблачном голубом небе, и было совсем тепло; и хотелось сидеть в кресле посреди улицы, курить сигару и безучастно смотреть на развернутый вокруг фон жизни, в котором люди передвигались с места на место, сменяемые другими людьми, и все были совершенно одинаковыми, поскольку ни один из них не был мной. Рука нищего застыла в протянутом жесте, милиционер был непоколебим, как вековой дуб, прыгающие на тротуаре девчонки противно ржали — все было чудесно и восхитительно, словно бытие возникло только что.


Саша и Алексей не спеша шли среди прохожих, внимательно их оглядывая, но старались это делать максимально незаметно, как истинные шпионы, выполняющие опасную операцию, настолько же секретную, словно тайна любовной жизни молодой жены какого-нибудь пожилого миллионера в маразме.


Наконец, оглядев двух медленно идущих холеных гладко выбритых людей лет сорока в широких — зеленом и бордовом — пальто, Магомет шепнул Донбассу: «Беру» и тут же направился к ним. Донбасс пошел следом, сотворяя на своем лице некое растерянное, как бы ничего не понимающее в нынешнем миге и месте мира выражение.


— Простите, пожалуйста, вы — москвичи? — коверкая речь под прибалтийский акцент, спросил Алексей, приблизившись к выбранным им людям.


Те остановились, бегло осмотрели Магомета, бросив взор на вставшего за ним Донбасса, потом один из них, словно не уразумев цель вопроса, недоуменно ответил:


— Да…


— Мы с Альгисом из Таллина, — напористо, но вежливо сообщил Алексей. — Альгис!..


Донбасс немедленно отозвался, произнеся набор эстонских слов, смысл которых он сам не понимал.


— Я знаю, многие у вас… не любят… нас, эстонцев, говорят, мы — националисты…


Тут вмешался второй из выбранных людей, до этих пор как-то снисходительно, почти с легким презрением глядящий на Алексея:


— Да нет, почему же, я много раз бывал в Таллине, у меня там друзья, все это — ерунда, я по себе знаю, эстонцы — прекрасные люди, это вот сейчас…


— Так вот, — неумолимо продолжал Магомет, — просто… мы оказались в такой ситуации… Мы приехали на машине, поставили ее на стоянку, у нас тут была выставка, мы — художники, мы… эта… немного отмечать? Да? И приходим — машину забрали… ГАИ… Она сейчас на этой… Рябиновой? На Рябиновой улице стоит, требуют восемьсот пятьдесят тысяч рублей… А у нас только дома… У нас этих… русских денег… тысяч — правильно? Нету русских денег, надо позвонить в Таллин, чтобы прислали, телеграфный перевод шесть часов, ну… нам надо тридцать шесть тысяч двести рублей, чтобы три минуты позвонить домой… Или я, или Альгис оставят свой паспорт! Чтобы через шесть часов встретиться, отдать… Тридцать шесть тысяч двести рублей!.. Тридцать шесть тысяч двести рублей!.. Не могли бы вы… помочь… Или я, или Альгис оставит свой паспорт… Звонить… Таллин…


Еще от автора Егор Радов
Дневник клона

В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.


Змеесос

«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.


Якутия

...Однажды Советская Депия распалась на составные части... В Якутии - одной из осколков Великой Империи - народы и партии борются друг с другом за власть и светлое будущее... В романе `Якутия` Егор Радов (автор таких произведений как `Змеесос`, `Я`, `Или Ад`, `Рассказы про все` и др.) выстраивает глобальную социально-философскую, фантасмагорию, виртуозно сочетая напряженную остросюжетность политического детектива с поэтической проникновенностью религиозных текстов.


69
69

Этот текст был обнаружен в журнале нереалистической прозы «Паттерн». http://www.pattern.narod.ru.



Борьба с членсом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Зверь дышит

Николай Байтов — один из немногих современных писателей, знающих секрет полновесного слова. Слова труднолюбивого (говоря по-байтовски). Образы, которые он лепит посредством таких слов, фантасмагоричны и в то же время — соразмерны человеку. Поэтому проза Байтова будоражит и увлекает. «Зверь дышит» — третья книга Николая Байтова в серии «Уроки русского».


Персона вне достоверности

Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.