Манчары - [7]

Шрифт
Интервал

Незаметно подкралась осень. Начались холода. Листья на деревьях пожелтели и опали, трава поблекла, тайга сменила одежду — почернела, стала унылой и неласковой. Озёра покрылись блестящим, гладким льдом. Нет-нет да и подует холодный ветер, соберутся тучи и начинают засевать землю белыми зёрнами-снежинками. Нередко снег шёл целыми днями. Всё труднее становилось Манчары. Шалаш его насквозь продувался ветром, и почти каждое утро парень просыпался с побелевшими от инея волосами. Суровая зима с лютыми морозами брала своё, и впору было задуматься: как жить дальше в этой опустевшей, угрюмой тайге!

И вот в один из таких дней, когда Манчары был в отчаянии, к нему пришла мать.

— Сыночек, — обратилась она к нему, — послушай ты свою мученицу-мать, вскормившую тебя своим молоком! Не выжить тебе тут зимней порой. Вернись домой. Не бойся дяди Чочо. Вчера вечером он приходил к нам. Велел передать тебе, чтобы ты не упрямился, а лучше вернулся и повинился в своих грехах. Дай ему честное слово, что будешь почтителен к нему, и он простит тебя. Хотя, говорит, городское начальство, может, и недовольно тобою, разыскивает тебя, но он за тебя заступится. Не упрямься, деточка, пойди к дяде Чочо и попроси у него прощения.

— О-о, мама, с чего бы этак раздобрился Чочо? Что-то не верится в его доброту… — усомнился сын.

— Не говори так, деточка, не надо грешить. Ведь как бы там ни было, Чочо самый близкий тебе родственник. Неужели он может желать зла своему единственному племяннику? Ради памяти своего покойного брата, твоего отца, он сделает нам добро: говорят, слёзы умерших тяжелы для души… А то, что он раньше грозился, так это, наверно, в пылу гнева. Сыночек, если же ты не прислушаешься к совету дяди, так, пожалуй, твоя вина усугубится. Попроси у старика прощения. Подумай и обо мне, меня пожалей. Ведь ты у меня единственный. Если с тобой приключится какая-нибудь беда, я не перенесу этого. Манчары мой, умоляю тебя…


Чочо приветливо встретил Манчары:

— Эх ты, глупая башка! Давным-давно прибежал бы ко мне, попросил прощения и жил бы себе припеваючи на воле. Сам виноват, что столько времени мучился. Ну хоть в эту ночь поспи спокойно. А завтра утром поедем в город к начальству. Я с ним хорошо знаком. Если подкинуть ему штук тридцать лисиц, то и у него, наверное, сердце смягчится, Так неужели эти рыжие зверьки дороже моего единственного племянника?..

Потом Чочо угощал Манчары самыми изысканными яствами. Манчары постепенно начинал верить в то, что дядя действительно желает ему добра. Плотно поужинав, уверенный, что наконец-то избавился от всех мучений и тягостей, он заснул крепким сном, как давно уже не спал.

Утром поднялись рано, собрались и поехали в город. К обеду уже были на месте, у дома областного начальника. Это было большое белое каменное здание с высоким крыльцом. Они прошли в просторную комнату, пол которой был застлан мягким цветастым ковром, и им было жалко ступать по нему в старых торбасах. Окна были занавешены просвечивающей насквозь, как тонкая паутина, материей, стулья с мягкими сиденьями. Манчары впервые видел такой большой, роскошный дом. Какой он высокий! Какой светлый! И какая в нём жуткая тишина! Робость и страх Манчары всё более усиливались. И в то же время крепла вера в дядю! Смотри-ка, Чочо и здесь держится совершенно непринуждённо, важно. Видимо, в том доме он бывал довольно часто, коли хорошо знает большого русского начальника…

После длительного ожидания их наконец пригласили в кабинет.

— Пойдём! — сказал Чочо, как-то неестественно улыбнувшись.

Перешагнув порог, Манчары остался стоять у двери, прячась за спину дяди. Начальник, встав из-за огромного стола, вышел навстречу Чочо:

— О, о, Слободчиков, моё почтение!

С чувством собственного достоинства Чочо отвесил господину низкий поклон и тут же, выпрямившись и приосанившись, громко заговорил:

— Высокий наместник белого царя, послушайте, что я вам скажу. Выполняя ваш указ, я привёл к вам того, кто осмелился совершить грех перед богом, кто растоптал законы солнца-царя, кто не повиновался власти и целое лето скрывался в тёмном лесу, как вор. Вот он стоит перед вами — Манчары, за которым всё лето безуспешно охотились ваши доблестные казаки! — выпалил он и ткнул указательным пальцем прямо в лицо племянника, который, оцепенев от неожиданности и изумления, стоял, вытаращив глаза. — Ваше превосходительство! Он резв, как быстрокрылая утка, силён, как гулевой конь, так что необходимо немедленно связать его!

Не успел Манчары осмыслить всё, что случилось, как к нему подскочили несколько казаков и крепко скрутили его мокрой конопляной верёвкой. Но Манчары и не думал сопротивляться. Он даже не двинулся с места, стоял как бесчувственный, словно у него в груди остановилось трепетное сердце, а в жилах застыла кровь. Настолько велико было его изумление от слов дяди, от такого бессовестного обмана.

Казаки тут же уволокли связанного юношу и бросили, как полено, у двери прихожей.

Из кухни распространялись вкусные запахи. Озабоченно забегали женщины в белых передниках с полными подносами.

Манчары начал понимать, как бесстыдно и нагло предали его. И тем не менее никак не хотелось верить этому. Сколько бы ни было в этом мире лжи и обмана, но то, как поступили с ним, было ужасно! Неужели все уверения и клятвы дяди были сплошной ложью? Неужели в его сердце не сохранилась хоть искорка жалости к своему единственному племяннику? О-о, что за ужас!..


Еще от автора Софрон Петрович Данилов
Красавица Амга

Историко-революционный роман об установлении Советской власти в Якутии. Описывается борьба против отряда генерала Пепеляева в 1922-23 гг.


Сибирский рассказ. Выпуск V

Пятый выпуск «Сибирского рассказа» знакомит читателя с жизнью народов и народностей современной Сибири, с их бытом, обычаями, дает достаточно полное представление о большом отряде литераторов национальных республик, округов и областей.


Лиственница

rusahС.Виленский[email protected] ver. 10.20c2007-09-051.0Данилов С.П.Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица АмгаСовременникМосква1988Данилов С.П. Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица Амга: Роман. Рассказы. М., Современник, 1988. С.410-415.ЛиственницаВ сороковом году мы все трое получили в Якутске дипломы, и нас направили на работу в родной район. Вася Ермолаев стал работать зоотехником, Боря Слепцов стал заведующим сберкассой. Я окончил педагогическое училище, но меня, к моему удивлению, назначили инспектором роно.


На Боковой речке

rusahС.Виленский[email protected] ver. 10.20c2007-09-061.0Данилов С.П.Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица АмгаСовременникМосква1988Данилов С.П. Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица Амга: Роман. Рассказы. М., Современник, 1988. С.432-448.На Боковой речкеИногда казалось, что дождь вот-вот кончится. И вдруг снова как припустит! Потом опять мелкий-мелкий, вроде его и нет. Но посмотришь на ивняк, свесивший мокрые ветви, и видишь тончайшие водяные нити, серые, словно пороховая пыль. Всё вокруг отсырело. Неприютно, зябко.


Тоскин

Председателя одного из райсоветов Якутии Кирика Тоскина отстраняют от должности. Еще раньше от него ушла жена. Приехавший в райцентр его бывший друг случайно встречается с ним. Тоскин с озлоблением рассказывает ему историю своего снятия с должности, в действительности - историю своего морального падения.


Двое

rusahС.Виленский[email protected] ver. 10.20c2007-09-061.0Данилов С.П.Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица АмгаСовременникМосква1988Данилов С.П. Избранное. В 2-х т. Т.2. Красавица Амга: Роман. Рассказы. М., Современник, 1988. С.415-422.ДвоеТундра… Вы были в тундре? Как же мне рассказать о ней, чтобы вы её почувствовали, увидели? Я мог бы, конечно, назвать её прекрасной, величественной, суровой. Бывает она и страшной…Тундра…В ясный весенний день небо над ней светло-голубое, чистое. Куда ни посмотришь — кругом снег, снег, снег.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.