Манаус - [6]

Современной цивилизации потребуется ни одно столетие, чтобы восстановить хотя бы малую часть того, что было потеряно за те ужасные годы, когда обыкновенное смолистое дерево превратилось в настоящего палача целой расы.

Смертность среди индейцев оказалась настолько высокой, что очень скоро хозяева Манауса пришли к простому пониманию, что белый раб будет более выносливым и послушным, чем десять индейцев.

Но добыть белых рабов было делом весьма проблематичным, и потому прибегали к разного рода хитростям. Первая из таких уловок – это пообещать работнику самые выгодные и комфортные условия работы и жилья на один-два года, особенно тем, кто живет далеко, привезти их на плантации и оставить там навсегда.

Что очень походило на то, как заманивают беспутных женщин в бордели.

Второй способ – это «долг», когда тем, кто нуждался в деньгах, предоставляли небольшой кредит на условиях, что нужно будет отработать на плантациях, но, несмотря на все усилия должников, им никогда не удавалось уменьшить заветную сумму. Как и в случае с Аркимедесом, «Северянином».

Существовали и другие способы обмана, вплоть до самого наглого похищения тех, кто осмеливался объявиться на брегах Амазонки, привлеченные призрачной перспективой скорейшего обогащения. И прежде, чем они могли сообразить в чем дело, как уже оказывались закованными в цепи на борту лодки, увозившей их на далекие плантации.

Само собой разумеется, что наипервейшим желанием тех рабов, как белых, так и цветных, было сбежать. И чтобы избежать этого, хозяевам плантаций не пришло в голову ничего другого, кроме как превратить Амазонию в огромную тюрьму, самую большую тюрьму, когда-либо существовавшую на планете: пять тысяч километров в длину и почти четыре тысячи километров в ширину.

Каждый владелец плантаций выставлял сторожевые посты в ключевых местах на реках: на перекатах, в ущельях, на слиянии с другим потоком, чья задача заключалась в том, чтобы перехватить тех, кто намеревался каким-нибудь способом пересечь реку. И поскольку реки в джунглях представляли собой единственный путь, по которому можно было передвигаться, и в Амазонии невозможно ни пройти куда-нибудь, ни вернуться, кроме как по воде, рано или поздно любой беглец или просто путешественник попадали в лапы каучуковых баронов.

А те договорились между собой, что любой пойманный беглец будет возвращен своему владельцу, и таким способом и образом горстка людишек, обосновавшихся в Манаусе, Икитос, Сантарем или Белем де Пара, осуществляла контроль над самым протяженным и глухим уголком мира, пресекая любые попытки вырваться из их разветвленной и хорошо отлаженной сети.

Кармело Сьерра, он же «Аргентинец», был одним из самых могущественных каучуковых баронов Бразилии; таким же могущественным, как, например, клан Аранья в Перу, Эчеварриа в Колумбии или полковник Фунес в венесуэльской Амазонии. В его распоряжении оставались земли в верховьях Рио-Негро, Салданья командовал в Мадейре, Маркос Варгас хозяйничал на берегах Ксингу, а англичанин Скот – наверное, самый жестокий из тех, кого называют «женоподобными» – захватил область по берегам реки Тромбетас.

Были еще бароны, владевшие огромными каучуковыми плантациями, по своим размерам эти плантации превосходили некоторые европейские страны, но, тем не менее, они не принадлежали к той влиятельной группе. А Сьерра мечтал прибрать к рукам земли Салданьи и, таким образом, стать самым богатым и влиятельным, стать могущественнее даже, чем сам Хулио Аранья, монополизировавшей добычу каучука в Перу и чья частная армия, по слухам, насчитывала тысячи людей.

Но, чтобы начать войну с Салданьей, Кармело Сьерра нуждался в деньгах и, следовательно, в каучуке, в большем количестве каучука, а для этого требовалось найти новые каучуконосные деревья еще дальше, еще глубже в амазонской сельве.

Для этого он и привез с собой рабов аука.

Как только начало темнеть, в поселке послышались крики несчастной Клаудии. Четверо человек держали ее за руки и за ноги, а остальные, большинство из работающих на плантации: белые, черные и индейцы, надругались над распятой женщиной один за другим.

Крики слышались чуть дольше получаса, а затем сменились стонами, звучавшими непрерывно, и стоны эти были еще ужаснее, еще пронзительнее, чем сами крики. Словно какое-то несчастное животное мучили самым безжалостным образом, не позволяя ей, тем не менее, умереть.

Развлечения ради Кармело Сьерра присутствовал при этом в самом начале и даже подбадривал и подзадоривал некоторых из своих людей, но потом происходящее наскучило ему, и интерес к этому варварскому спектаклю постепенно угас.

Говард, «Гринго», укрылся в хижине, лежал в своем гамаке и изо всех сил старался не обращать внимание на происходящее, понимая, что стоит ему сделать хоть малейший шаг в сторону Клаудии, чтобы помочь ей, то головорезы «Аргентинца» незамедлительно всадят ему в грудь три пули, потому что с того самого времени, как они были вместе в Манаусе, Клаудия была обречена.

Аркимедесу настолько было омерзительно происходящее в лагере, что он содрогался от всех этих криков и стонов и, не выдержав, скрылся в своем любимом месте, под большой хижиной, выходившей одной стороной на берег, и откуда можно было видеть широкую излучину реки, по которой он надеялся в один прекрасный день вернуться на свободу.