Мамонтенок Фуф - [4]

— Аф! — крикнула Олла и прислушалась. — Аф, иди сюда! Аф! Аф!

Прирученная Оллой собака не отзывалась.

— Вот какой, даже не сказал, куда идет. — обиженно подумала девочка и подошла к очагу. Он сильно дымил. Олле пришлось опуститься на колени и раздуть огонь, чтобы он разгорелся сильно и ровно. Очаг был обложен гладкими камнями, и на них лежали большие, чуть подгоревшие куски рыбы, покрытые коричневой пузыристой коркой.

Торопливо позавтракав, Олла выбежала на улицу.

День обещал быть жарким. Солнце над дальним лесом было еще по-утреннёму красноватое, но уже горело. Внизу над рекой стлался туман, рыхлый, с разрывами, похожий на облака.

— Аф! — еще раз крикнула девочка.

— Убежал твой Аф, — послышался из-за соседнего дома хриплый старческий голос. Это был дед Уча. Он сидел на блестящем от долгого пользования черепе носорога и, подслеповато щурясь, куском песчаника шлифовал пластинку из мамонтового бивня.

— Всю ночь твой Аф лаял, а утром чуть свет убежал во-он туда. — дед Уча махнул рукой с камнем в сторону леса. — Наверно, к своим сородичам убежал. Зверь есть зверь, с людьми он никогда жить не станет.

— Но Аф мне говорил, что останется со мной навсегда, — огорчилась девочка.

Она присела на корточки рядом со стариком и потрогала расщепленные кости. Рядом лежали острые каменные ножи, резцы, недоделанные бусы и фигурки зверей.

— Э-хе-хе, это как же ты с ним разговариваешь? — никто не верил, что Олла может разговаривать с собакой, и дед Уча тоже не верил.

— Да я тебе уже сколько раз показывала, — с досадой сказала Олла. — Вот слушай.

Она сложила губы трубочкой и издала негромкий звук — ворчанье и визг одновременно.

— Ишь ты, умница, — засмеялся дед Уча и погладил Оллу по голове своей шершавой ладонью. — Смотри, что я тебе сделал. — спохватился он и, нагнувшись, вытащил из-под носорожьего черепа плоский костяной кружочек. На нем были вырезаны две перевившиеся змеи с большими головами. В кружочке было отверстие, чтобы можно было продеть ремешок и носить на шее.

— Это чтобы тебя змеи не трогали, — объяснил старик, придирчиво изучая пластинку, которую он шлифовал. Видимо, он остался доволен, потому что взял острый прозрачный камешек и стал осторожно чертить им по кости.

Олла, затаив дыхание, следила за его рукой. На гладкой поверхности пластинки появилась фигура мамонта.

— Для наших охотников. — сказал старик, отвел руку и стал издали рассматривать рисунок. — Зимой — помнишь? — они ходили на охоту с моими бычьими амулетами и добыли четырех бизонов. Большая сила в моих амулетах, — довольно заключил старик и захихикал. — Сделаю вот этот, и охотники пойдут за мамонтом, чтобы запасти на зиму мясо.

— Дед, а когда ты покажешь мне духов на скалах? — девочка просительно заглянула в выцветшие глаза старика под мохнатыми седыми бровями.

— Гм… не знаю, не знаю, — дед Уча нерешительно пожевал губами. — Я сегодня туда собираюсь… Взять разве тебя с собой? — размышлял он вслух. — Мать твоя — предводительница Рода, непростая женщина, знает лекарственные травы. После нее ты, видно, станешь предводительницей. Тебе, наверно, надо увидеть духов. Возьму, пожалуй, — решил дед.

Он встал и принялся суетливо собирать инструменты.

— Надо сейчас. Плыть далеко, а к вечеру нужно вернуться, — бормотал он.

— Спускайся к лодкам! — крикнул он, входя в свой дом. — Я скажу старухе, чтобы она присмотрела за вашим сыном.

Солнце уже стояло высоко. Между домами с визгом носились дочерна загоревшие малыши. Зябко кутаясь в облысевшие шкуры, ковыляли дряхлые старухи. На краю стойбища на высоком колу висел рогатый бычий череп. На нем сидел сутулый ворон. Он лениво поглядывал по сторонам и изредка гулко долбил клювом по черепу.

Олла еще раз покричала свою собаку и по крутой осыпающейся тропинке спустилась к реке. На берегу вверх днищами лежало десятка два лодок. Эта были очень простые и надежные челны: пропитанная жиром бизонья шкура, натянутая шерстью внутрь на каркас из гнутого дерева.

Олла успела искупаться, пока подошел дед Уча. Он принес кожаный бурдючок с краской и кусок испеченного в золе мяса.

Плыли под самым берегом. Там течение было совсем слабым. Старик неторопливо греб, стоя на корме. А Олла достала костяной крючок, поймала большую муху и насадила ее на крючок. Потом намотала на палец леску из оленьих жил и забросила наживку в воду.

Положив подбородок на борт, Олла сидела на дне лодки, морщилась от солнечных бликов на воде и следила за плывущей наживкой. Клевать начало почти сразу. Первую рыбу Олла тут же съела, а остальные бросила в лодку.

5

Фуф, как и всякий малыш его возраста, не мог обойтись без шалостей. И ему самому они вовсе не казались шалостями. Беды в этом не было бы, но Фуф был у матери один и потому рос безобразно капризным. Он страшно любил делать то, что запрещала ему мать. А это никогда к добру не приводит.

Ты, верно, помнишь, дружище, как был отшлепан Фуф, когда хотел потянуть за хвост своего дядю — носорога Уха. И он сделал-таки это. Однажды, когда разморенный полуденным солнцем Ух дремал, уткнув голову в кусты, Фуф подкрался и дернул его за хвост. Ух со сна заревел так, что на другом конце рощи шлепнулась с дерева рысь, подстерегавшая идущих к реке оленей. Ух лягнул взад обеими ногами, и мамонтенок отлетел, как подхваченный ветром. Носорог обернулся, наставив свои ужасные рога, и увидел испуганного Фуфа. Он ворча покатал мамонтенка по траве, как тот в свое время осиное гнездо, и с сердитым сопением удалился.