Мамины глаза - [2]

Мне досталась всего только жизнь

Мне досталась всего только жизнь…

Словно льдинка на речке весенней,

убывает, искрится, дрожит —

и смертельное это веселье

может вызвать безжалостный смех,

ну а может и чистые слезы.

Я не буду счастливее всех

и несчастней не буду, но все же

не забудьте, что я – это я,

пусть важнее имеются лица.

Эта льдинка – ведь жизнь моя…

Этот лед еще выдержит птицу.

Пусть несет меня жизни река,

пусть швыряет о камни и в омут —

знаю: льдинкина жизнь коротка,

но я жить не могу по-другому.

Даже если слеза задрожит,

улыбаюсь я белому свету…

Мне досталась всего только жизнь —

и прошу, не забудьте об этом!

«Перелистаю облака…»

Перелистаю облака,

Перечитаю небо —

Не все пустила с молотка

Эпоха ширпотреба.

Не все дано приобрести

За тысячи и сотни:

Светильник Млечного Пути

Не для продажи соткан.

Пускай лабазник прячет взгляд

Как барахло в подвале,

Не для него во тьме горят

Небесные скрижали…

Утро

Расправляет затекшие крылья петух,

прикоснулся губами к свирели пастух,

и художник рукой потянулся к холсту,

и кузнец не скучает – слыхать за версту,

и к далекому небу рванулась трава —

и в стихи превратились ночные слова.

В провинции

Узкогрудый трамвай громыхает по узенькой

                                                            улочке,

и потом еще долго отставшее мечется эхо,

и витрина дрожит покосившейся

                                       старенькой булочной…

Впрочем, может быть, шум долетает

                                     из рядом стоящего цеха.

Что там делают? Кажется, крышки консервные

или ручки дверные, а может, тазы и корыта,

но соседи привыкли давно – они люди не нервные,

и живут не спеша, и иного не требуют быта.

Каждый вечер выносят они из домишек скамеечки,

демонстрируя верность обычаям патриархальным,

и судачат о том и о сем, звучно лузгая семечки,

перевес отдавая при этом вопросам глобальным.

Обсуждается апартеид и указы правительства,

говорится о видах на хлеб и крылатых ракетах —

как и прежде, спешить не торопится время

                                                        в провинции,

но сегодня совсем небольшой стала наша планета.

К девяти по квартирам своим разбредаются люди —

телевизор вечерним беседам большая помеха…

Но как прежде, трамвай темноту раздвигает

                                              светящейся грудью,

и потом еще долго впотьмах спотыкается эхо.

Средневековое каприччио (диптих)

1. Монолог ведьмы

Извивается небо, пронзенное жаркими

                                            стрелами молний,

и исходит дождем – светлой кровью небес.

Подставляю ладони, чтоб небом наполнить

и домой принести – чтобы милый воскрес.

Поцелую пресветлую кровь поднебесья

и омою незрячие очи его,

и взмолюсь темным силам болота и леса —

чтоб свершилось святое мое колдовство.

Никогда, никогда мне волшба не давалась,

но недаром же крестится встречный народ —

если богу душа дорогая досталась,

пусть себе сатана мою душу возьмет.

Чтобы милый воскрес, чтобы светлое небо

не напрасно катилось по мертвым щекам,

стану ведьмой седой, а потом на потребу

городскому костру свое тело отдам.

2. Казнь

Светает.

Плывешь за цветами.

С ветрами.

И челка

галчонком

летит над лодчонкой,

качаясь.

Очами

лови это утро

над лодочкой утлой —

и с каждой минутой

душа твоя будет печальней.

Плечами

почувствуешь холод беды незнакомой

и вспомнишь, что дома

все птицы ночные кричали…

Ныряй!

Окунайся в запретную темень

обветренным телом,

рассветная дева.

Зеленый огонь обожжет твои ноги,

и брызги в тревоге

скользнут по щекам…

Кукушка, считай!

Считай все слезинки колдуньи умытой,

что в этот ручей

в свете ранних лучей

скатились по зелени трав перевитых

из детских очей…

Горячей! Горячей

огонь разгорается желто-зеленый,

зеленого меньше, но больше огня —

и слезы не гасят костер разожженный…

На площади

                 в городе

                              ведьму казнят.

Предзимье

Еще не снег, уже не дождь,

отхлынул осени кутеж —

предзимье.

Безвременье спустилось к нам

и хворый по утрам туман

в низины.

Не пропусти, не пропусти

дрожащей лампочки огонь,

когда неверною ногой

ступеньку ищешь.

Ах, зачерпнуть бы января,

чтоб снег летел с календаря,

густой и пышный.

Но утешенье есть и в том:

когда уже предзимним льдом

накрыты лужи,

поднять повыше воротник,

пусть ветер мчит на вороных —

не выдуть душу.

Полутона предзимних чувств,

ограбленный рябины куст

и бывших листьев слабый хруст —

все это с вами.

Бог с ним, с безвременьем таким,

в себе мы время сохраним —

а там уже и снег повалит.

«Посольство севера, старинная зима…»

Посольство севера, старинная зима

опять неспешно по Руси шагает,

к медлительности дум располагает —

приволье для ленивого ума.

Густая ночь так медленно течет

среди деревьев, городов и судеб,

что кажется, предела ей не будет,

и времени еще невпроворот.

И можно, никуда не торопясь,

подслушав музыку в одышке самовара,

искать судьбы неведомую связь

с туманной вязью гаснущего пара.

И быть счастливым в медленном тепле

хотя бы потому, что до рассвета

так далеко и – добрая примета —

веселый чай вскипает на столе.

«Разгулялся январь снегопадом…»

Разгулялся январь снегопадом,

Белой шалью укутал меня…

И пускай никого нету рядом —

Я не стану на долю пенять.

Пусть погасло на пальце колечко

И оборван былой календарь,