Мамалыжный десант - [14]

– Не тарахти, все равно ничего не слышу, – по-молдавски сказал Тимофей. – Закурим лучше.

Стоило достать кисет, как новобранец в овечьем «шлеме» слегка успокоился. Курили, вжимая морды в колени. Громыхнуло где-то рядом, сыпануло комками земли. Тимофей жестом показал – да, вот это рядом. Молдаванин закивал, глаза его слегка прояснились, но пальцы дрожали. Можно понять человека: под бомбежкой чуть ли не в первый раз, да и вообще пока не повстречались на его боевом пути толковые сержанты и умные командиры рот, не научили верным солдатским маневрам. Это Тимофею повезло. А этим хлопцам… В некоторых новых ротах только сам ротный, да взводные что-то фронтовое знают и понимают, а сержантов и командиров отделений прямиком в траншеях из вот таких селян назначают. И много ли с них толку? Впрочем, к бомбежке и обстрелу все равно не привыкнешь. Снаряду или бомбе безразлично, на кого падать: солдатский опыт тут ничего не гарантирует, по большей части от удачи зависит. Хотя, метаться и бегать совсем глупо – так вернее под осколок подвернешься.

Стихло. Тимофей поднял прикрытый под телогрейкой автомат, похлопал почти-земляка по плечу:

– Ничего, это фрицы по переправе метили. Сюда не попадут. Будь здоров, товарищ.

Парень вымученно улыбнулся.

Мимо пронеслась расхлябанная полуторка, где-то пережидавшая авианалет. Тимофей шел вдоль свежих отпечатков шин, темнеющих на молоденькой зеленеющей травке, у сапога трепетали мелкие лиловые цветочки. Завтра Первомай, праздник. Батя этот день любил, непременно на маевку старался семьей выбраться. Мама еще не болела… И где это всё осталось?

Две недели… уже больше двух недель плацдарма над Днестром – только это и казалось явью. Все остальное как сном истаяло. Харьков, новый обеденный стол, хитро-раздвижной и пахнущий изнутри свежим столярным клеем, детский сад в светлой комнате на первом этаже, первый класс школы, отцу квартиру дали – даже не верилось, что отдельная, без соседей. Мама всегда была дома, вот как ни прибежишь с нового, еще пахнущего цементом и стружками двора – сразу «Тимка, иди снедать!». В пионерлагерь ездил… Было такое или от звона в ушах причудилось? Потом здесь у тетки в Молдавии в гостях оказались, внезапная война и обострение маминой мучительной болезни. Потом румыны и немцы… и еще…

Боец Лавренко знал, что нужно поспать. Лечь, накрыться с головой непонятно чьей однополой шинелью и поспать. Помогает.

* * *

Прошло первое мая, немцы никакой тяги к солидарности трудящихся не проявили, наши тоже особо не настаивали. Дежурные обстрелы, бомбежка «средней тяжести». Из праздничного случился визит комсорга, порядком подпортивший Тимофею настроение.

– Ага, Лавренко, который Партизан, – долговязый смешной старшина Бутов присел на солому на приступке траншеи. – Как голова? Звенит?

– Проходит потихоньку. Левым ухом уже почти нормально слышу.

– Это хорошо. Тогда чего от комсомола прячешься, товарищ Тимофей?

Звучало несколько странно, и товарищ Тимофей откровенно удивился. С Бутовым, комсоргом батальона, виделись только вчера, правда, по делу совсем не комсомольскому, а когда пилу пропавшую искали и потом ругались с вороватыми саперами.

– Чего же я прячусь, товарищ старшина? Ты же мне сам вчера толковал, что крыть ворюг можно и нужно, но не матерно.

– То одно. А на повестке другое. В комсомол почему не вступаешь? Не чувствуешь себя готовым влиться в ряды головного коммунистического резерва?

– Чувствую. Только я еще присягу не принимал и красноармейскую книжку не получил. Получу, сразу к тебе приду и заявление напишу. Если листочек дашь.

– Листок я тебе найду, даже три, – заверил комсорг. – Но писать нужно не мне, а в ячейку по месту прохождения службы. Ты у минометчиков числишься, туда и пиши, не жди. С присягой твоей как-то затянулось, это верно, а твоя красноармейская книжка лежит у вашего нового комбата.

– О, так я заберу книжку, спасибо! А почему я у минометчиков числюсь, если я связной батальона?

– Да черт его знает. Я сам вчера узнал, когда в штабе полка встретил лейтенанта Малышко. Он теперь назначен комсоргом полка, это если ты пока не знал. Так он конкретно о тебе интересовался, насчет твоего поведения и прочего. У тебя, Тимка, с ним чего такого плохого вышло? Похоже, лейтенант зуб на тебя имеет, а? – Бутов смотрел вопросительно.

– Да чего вышло… ничего не вышло. Я с ним-то и говорил единственный раз в самый первый день. Он меня мигом приписал к роте старлея Мазаева, и мы двинули через реку. И всё. Потом несколько раз мельком в штабе полка виделись, так он мне и слова не сказал.

– А ты его часом в тот первый раз не посылал по известному адресу? Похоже, зол он на тебя. Этак остро вопросы ставил… – Бутов в сомнениях покрутил длинной ушастой головой.

– Старшина, ты хоть раз слышал, чтобы я посылал кого из офицеров?! – потрясенно вопросил Тимофей. – Я дисциплину сознательно соблюдаю и поддерживаю.

– Вот и я удивился, – признал комсорг. – Тебя, считай, весь полк знает. Комбат, начштаба всегда уверены – если Партизану поручить – дойдет и выполнит. Вон и медаль ты сразу получил и очень заслуженно.

Оба посмотрели на медаль под раскрытой телогрейкой Тимофея – кругляш и колодка «За отвагу» слегка потускнели, но еще выглядели новыми.