Мама, я доктора люблю - [52]

Дома мама и папа заохали и заахали в два голоса, с полчаса не могли наобниматься и нацеловаться с любимой дочерью, для которой, конечно же, был приготовлен праздничный ужин. Полина, разумеется, не преминула предупредить их о дне прибытия Анжелы, потому что была уверена, что даже радостные сюрпризы плохо отражаются на здоровье пожилых людей.

— Боже мой! Как ты похудела! — всплеснула руками мама, когда Анжела вышла из душа в своем стареньком домашнем спортивном костюме. — Ну ничего, мы тебя здесь быстро приведем в порядок, снова станешь гладкой да пригожей. А то что это такое, одежда как на вешалке болтается! На женщине все должно исправно сидеть, фигуру подчеркивать. Ну, садись-садись, ешь. Вон сколько мы наготовили-то. И «Спотыкач» твой любимый, и пирожки с мясом, с вареньем, и рыба запеченная…

— Хватит-хватит! — смеясь, замахала руками Анжела. — Этак ты только перечислять до утра будешь. А я, если все это съем, — она кивнула на уставленный угощениями стол, — стану не то что гладкая да пригожая, а жирная да противная.

«Да, как бы не растолстеть до такой степени, что всю одежду новую покупать придется! О том чтобы остаться такой, как сейчас, и думать нечего», — вздохнула девушка, зная, что мама не успокоится, пока не увидит, что привела дочь в нормальное, по ее представлениям, состояние. А худощавых она не любила. Даже в молодости, будучи пухленькой, она нисколько не страдала от этого обстоятельства и никогда не могла понять стремления Анжелы похудеть. Девушка еще лет в пятнадцать с трудом добилась права заниматься специальной гимнастикой и придерживаться диеты, которую мама до сих пор старалась нет-нет да и нарушать. Семейные застолья были для этого самым удобным предлогом — ведь не станет же Анжела привередничать при гостях или обижать маму, отказываясь от ее блюд, с такой любовью приготовленных.

— Да садитесь же, — вмешался в разговор папа. — Не знаю, как вы, а я, например, голодный — мать, пока пироги-салаты делала, и про обед забыла. Да и давно уже пора за приезд выпить, а потом уже и болтать сколько душе угодно.

Женщины уселись, и отец уже начал разливать наливку, как Анжела, ахнув, снова вскочила.

— А подарки-то! — спохватилась она. — Я совсем про подарки забыла! Сейчас достану! — И прежде чем родители успели возразить, выбежала из комнаты.

«Господи, только бы не покраснеть, — думала девушка, роясь в еще неразобранной сумке и спешно придумывая короткие истории про то, как были куплены подарки. — Папа точно спросит, где я книжку купила, да дорогое ли пиво, и мама, наверное, тоже захочет узнать, почему в Питере бересту продают — придется про Новгород говорить. А я там и не была! Как здорово, что Кирилл мне много о нем рассказывал! — она благодарно улыбнулась, вспомнив хозяина чудесной кухни. — Хорошо еще, что я про них сейчас вспомнила, а то, выпив, совсем соврать не смогла бы», — вздохнув, она подхватила свертки и вернулась к столу.

С подарками все обошлось благополучно: Анжела очень правдоподобно рассказала, где что купила и почему именно это выбрала, мама не могла наглядеться на изящные, словно кружевные, шкатулочки, а папа, с трудом вытерпев часа полтора общей беседы, не выдержал, извинился и отошел на диван читать книжку («Балтика» была торжественно отнесена в холодильник до ближайших выходных, когда можно будет похвастаться — угостить заходившего почти каждое воскресенье приятеля). А Анжела с мамой еще долго, до глубокой ночи разговаривали о том, что произошло за последние полгода в Вестюжанске, что интересного в Петербурге и почему надо было уйти от доктора. Этот последний пункт был, разумеется, самым сложным и болезненным для обеих женщин, но Анжеле все-таки удалось совершенно успокоить маму относительно разрыва с Володей, представив все в самых выгодных и, главное, совсем не тревожных красках.

На следующий день, выспавшись, разобрав вещи и решив, что надо возвращаться на работу на следующей неделе, с понедельника, Анжела отправилась гулять по городу. Каким крошечным и по-домашнему милым предстал он перед ней после нескольких месяцев жизни в большом городе!

«Кажется, я была не так уж не права, описывая его Кириллу как тихое уютное гнездышко, — подумала девушка. — Люди и организации, конечно, не совсем такие душевные, как казалось из Питера, но в целом образ города вышел верный».

Отношение к Кириллу сложилось у нее странное: она была благодарна ему за теплые вечера и помощь перед отъездом, и воспоминания о нем неизменно вызывали у нее улыбку, но писать или звонить ему, поддерживать какие-то дальнейшие отношения она не хотела, все-таки в глубине души не простив предательства: он превратился в человека, о котором всегда приятно вспомнить, но который навсегда остался в прошлом и которого уже не должно быть в настоящем и будущем. Поняв это и таким образом избавившись от последнего, что еще реально связывало ее с Петербургом и тянуло назад, Анжела почувствовала такую легкость и свободу, что ей казалось, будто она не ходит, а летает по родным улицам и скверам. По дороге она, махнув рукой на диету, соблюдать которую в ближайшие дни все равно не было никакой возможности, несколько раз покупала сливочное в вафельном стаканчике мороженое — самое обыкновенное, какое всегда было в детстве. Вдоволь нагулявшись и начав мерзнуть, но все еще не желая уходить с любимых улиц, она решила пообедать не дома, а в уютном и не очень дорогом трактирчике на набережной, где заказала пельмени — настоящие, сибирские, совсем не похожие на суррогатные и какие-то пустые «Колпинские», рюмку кедровой водки, чтобы согреться, традиционный местный пирог с брусникой и горячий чай на десерт. Наконец уже часов в пять, выпив несколько чашек чаю и насмотревшись на Ломню, скованную льдом и пестреющую весело катающимися на коньках детьми, Анжела поспешила домой приводить себя в порядок и одеваться к обещанному Полинке походу в «Сибирэллу».