Мама мыла раму - [34]
– Пе-е-еть! Ты спишь, что ли?
Солодовников открыл глаза, но головы в сторону Антонины даже не повернул.
– Петь! Ты не заболел ли?
Петр Алексеевич вздохнул и скрипуче выдохнул:
– А если б я и заболел, то что бы было? Прибежала бы?
После этих слов Антонине Ивановне стало чуть легче. «Обиделся», – подумала она и села рядом. Помолчали. Петр Алексеевич отвернулся к стене: на желтоватой спине отпечатались складки плюшевого покрывала. Спина стала напоминать смятую упаковочную бумагу, небрежно брошенную в угол. Антонина прикоснулась к солодовниковскому телу и почувствовала, что в нем не стало силы. Не стало силы в плечах, в когда-то плотной шее. «Как цыпленок!» – отметила она про себя и уставилась в висящее напротив зеркало. «Как в гробу!» – промелькнуло у нее в голове, и в животе стало холодно.
– А ну вставай! – хлопнула Самохвалова Петра Алексеевича по спине. – Вставай-вставай! Вставай! Кому я сказала!
Тот вжался в спинку дивана и по-детски захныкал. Антонина взвилась: вскочила, заметалась по комнате, опрокидывая стулья, спотыкаясь на пустом месте.
– Жалко? – орала Самохвалова. – Жалко себя стало? Разлегся! А чего тебя жалеть-то? С какой стати, я спрашиваю, тебя жалеть? У тебя что? У тебя что-о-о-о? Горе? Какое у тебя горе? Да ты! Да ты… Сволочь ты! – выдохнула Антонина и приземлилась на стул.
Петр Алексеевич затих и повернул наконец-то голову. Самохвалова, заметив шевеление Солодовникова, сбросила пальто и резко встала:
– Тебе пять минут! – скомандовала она и удалилась на кухню, по ходу ударив по выключателю.
Петр Алексеевич сел, растерянно завертел головой и задышал, словно после стометровки, на всякий случай отметив положение минутной стрелки на допотопном будильнике.
Антонина гремела на кухне посудой, лилась вода, бабахала газовая колонка, а за стенкой ровно билось сердце Маргариты Леонидовны, выполнившей свой соседский долг.
Самохвалова остервенело драила загаженную за две недели ее отсутствия кухню, хлопала дверцей холодильника, выкладывая на полки новогоднюю снедь и отчаянно ругалась, поминая лихим словом всю оставшуюся мужскую половину человечества.
– Вот сволочи!.. Обижаются еще! На что-о-о-о? На что-о-о-о, спрашивается!
Антонина Ивановна и не планировала дождаться ответа на свои риторические вопросы, поэтому самозабвенно продолжала свой гневный монолог по случаю:
– А если вот обо мне забыли, я что? На работу не выйду? Зубы чистить перестану? Грязью зарасту? О дочери больной забуду и сдохну? Нет уж! Дудки! Сами подыхайте! Мне некогда! Две недели – и что? Старик, чистый старик! Поухаживай за мной, Тоня! А то твоя Тоня не наухаживалась, горшков не навыносилась, пеленок не наменялась… А туда же: «Выходи за меня! Ни в чем нужды знать не будешь…» Э-э-э-эх…
Выпустив пар, Самохвалова напоследок открыла холодильник и неожиданно для себя решила перебрать наполовину пустую кассету яиц. Перекладывая содержимое из ячейки в ячейку, она обнаружила, что дрожат руки и как-то странно прыгает перед глазами. «Перенервничала», – подумала Антонина Ивановна про себя и медленно опустилась на табуретку, задев локтем стоявшую на самом углу кухонного стола кассету с яйцами. Заполненная с одного боку, та легко перевернулась и спланировала на пол со звуком лопнувшего пинг-понгового шарика. Антонина Ивановна сползла с табуретки на пол и руками стала собирать бело-желтое крошево в опустевшие ячейки. Склизкие скорлупки липли к пальцам, а вместе с ними – и пыльные хлопья. Но Самохвалова методично опускала руки в клееобразную лужу, а потом брезгливо пыталась их отчистить.
Вошедший Солодовников, заставший Антонину за столь странным занятием, не торопился окликать стоящую на коленях женщину. Он пристрастно рассматривал свою Тонечку, ее спину, растрепавшиеся у шеи кудри, обнажившие толстый загривок, бугром выпирающий из крепдешиновой блузки. От взгляда Петра Алексеевича не ускользнуло ровным счетом ничего: ни задравшийся подол драповой юбки, ни край толстых панталон розового цвета, ни взмокшие подмышки. Солодовников стоял и скорбел над столь несовершенной со спины немолодой женщиной, принесшей ему столько радости и страданий одновременно. Петру Алексеевичу было даже по-своему приятно увидеть ее такой: несуразной, непрезентабельной, сгорбленной. Это давало право считать Антонину своей ровесницей, невзирая на внушительную, как ему казалось, разницу в возрасте. Она даже показалась ему похожей на его собственную жену Наташу, неожиданно вернувшуюся с того света.
Сердце Солодовникова при мысли о покойной супруге сжалось, и он заплакал:
– Тонь, ну что ж ты так? Ну брось ты… Ну мелочь же, право…
Самохвалова обернулась на голос Петра Алексеевича и пожаловалась:
– Неуклюжая я стала, Петь. Совсем, видно, избегалась. Старею, что ли, не пойму…
«А ведь ей всего пятьдесят три! – ужаснулся про себя Солодовников, помогая Антонине подняться. – Или уже пятьдесят три?»
– Устала, – продолжала жаловаться Антонина Ивановна, ища поддержки в собеседнике. – Ничего уже не хочу. Измотала меня Катька. Гости эти. И ты вот еще! Ну прям добиваешь ты меня, – пожаловалась страдалица и закрыла рукой рот, чтобы не разрыдаться.
Все девочки верят в Прекрасного Принца. Потом они вырастают и понимают, что принцы бывают только в сказках. Но Василиса, которую жестокие одноклассники дразнили Периной, точно знала, что принцы существуют. Ее, во всяком случае, Принц ждет и непременно дождется, ведь он обещал, что, когда она вырастет, он обязательно ее найдет и женится на ней. У этого Принца не было белого коня, белого плаща и прочих атрибутов сказочного героя. Но парень в спортивной майке был таким обаятельным и говорил так уверенно, что Василиса ему поверила.Шли годы.
Дуся Ваховская была рождена для того, чтобы стать самой верной на свете женой и самой заботливой матерью.Но – увы! – в стране, где на девять девчонок, по статистике, восемь ребят, каждая девятая женщина остается одинокой. Дуся как раз была из тех, кому не повезло.Но был у Дуси дар, который дается далеко не всем, – умение отдавать.Семейство Селеверовых, к которым Дуся прикипела своей детской, наивной душой, все время указывало ей на ее место: «Каждый сверчок знай свой шесток».Они думали, что живут со сверчком, а на самом деле рядом с ними жил человек, с которым никто не сравнится.
Люся из тех, о ком одни с презрением говорят «дура», а другие с благоговением – «святая». Вторых, конечно, меньше.На самом деле Люся – ангел. В смысле – ангельского терпения и кротости человек. А еще она – врач от бога, а эта профессия, как известно, предполагает гуманное отношение к людям. Люсиным терпением, кротостью и гуманизмом пользуются все – пациенты, муж и дети, друзья, друзья друзей и просто случайные знакомые. Те, кто любит ее по-настоящему, понимают: расточительно алмазом резать стекло, если его можно огранить и любоваться.
Если отношения отцов и детей складываются по-разному, кому как повезет, то отношения бабушек с внуками всегда теплые и трогательные. Задумайтесь – самые дорогие сердцу воспоминания детства у каждого из нас связаны с бабушкой.Татьяна Булатова рассказывает о разных бабушках: среди ее героинь есть и старушки в платочках, и утонченные дамы, и бабушки-модницы с ярким макияжем и в немыслимых нарядах. Говорят, бабушки любят внуков, потому что те отомстят за них своим родителям. Это не так, уверяет нас автор. Для ее героинь появление внуков – шанс прожить еще одну молодость и, может быть, исправить ошибки, за которые корили себя всю жизнь.
«Муж и жена – одна сатана» – гласит народная мудрость. Евгений Вильский был уверен, что проживет со своей Женькой всю жизнь – ведь и зовут их одинаково, и друзья у них общие, и дети – замечательные. Но есть еще одна мудрость: «Жизнь прожить – не поле перейти». И смысл этих слов Вильский постиг, когда понял, что не бывает только белого и только черного, только правильного и только неправильного. И половина – это необязательно одна вторая, вопреки законам математики и логики…
Женщина, любимая отцом, всегда чувствует себя красавицей и любима другими мужчинами.Георгий Одобеску обожал свою Аурику, не сомневался в ее неотразимости и готов был лично задушить каждого, кто посмел бы косо посмотреть на его Прекрасную Золотинку.Для мужа Аурика всю жизнь оставалась самой красивой и желанной женщиной, для дочерей и внучки – непререкаемым авторитетом.Счастлива семья, у которой есть ангел-хранитель. Вдвойне счастлива, если этот ангел – мать, жена и бабушка, чьи безапелляционные советы если и не сильно помогают жить, то, во всяком случае, дают надежду, что все будет хорошо.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.