Мама - [56]
Их сейчас тут было лишь двое сидящих за столом людей - очень разных людей. Один был высоким брюнетом лет 35-40, с волевым красивым лицом. А второй - был небольшого роста толстячок, страдающий, видимо, не только излишним весом и облысением, но еще имеющий проблемы с давлением, потоотделением и множеством других вещей, осложняющих жизнь человеку, перешагнувшему через полвека своей жизни.
К этому описанию у толстяка еще можно было добавить следы обширных гематом на лице, сломанный нос и недавнее пулевое ранение плеча.
И была еще одна вещь делавшая этих людей непохожими друг на друга: один в дни беды смог спасти всех своих и сейчас принадлежал к немногочисленной когорте семейных людей имеющих полные семьи, а второй ..А у второго сейчас была только дочь - главное и единственное сокровище в его жизни.
На группу Ольховского один из его поисковых отрядов выскочил совершено случайно, и так бы и разминулся два одиночества, как избегали друг друга и ранее группы вооруженных людей шарящих по округе, если бы в бинокли практически одновременно командиры обоих группок не узнали друга-друга.
Робкое приветствие рукой с одной стороны было поддержано более энергичным движением маханием панамы с другой. Затем последовала встреча 'переговорщиков', и вот уже сам партизан-Ольховский пьет коньяк в гостях у местного царька Кравчего, на которого еще бы полгода назад смотрел бы если не с высока, то по крайне мере не как на равного.
- Ну так вот, - продолжал говорить Сергей Петрович, - сидели мы там как в мышеловках - жратвы нет, нормальные мужики, одиночки или семейные, по селам разбегаются, а бабы с детворой, инвалиды и прочий ...м-м ..мусор, что ли...к нам бегут, - хоть вешайся!
- Ну?
- Баранки гну, Ольховский, - засмеялся Кравчий, - начал мой Женя разбирать бумаги да гигабайты покойного 'папы', ну вот и наткнулся на план эвакуации СЮДА. 'Папа' неглупым человеком был, и о том, что тут и сытно и безопасно будет еще в первый день докумекал, но молчал...Как я понял звонок Ему от Бортника, - услышав эту фамилию Ольховский дернулся, что отметил про себя Кравчий, и продолжил после небольшой паузы, - так вот, звонок от Бортника был не первый для него. И у него информация была еще на пару часов ранее - и из Москвы, и из Минска. Но он ждал чего-то, наверное. Подозреваю, что оптимизации числа едоков.
Оба собеседника недобро улыбнулись. Ни Кравчий, ни Ольховский покойника не любили, оба были сейчас живы, и оба находили забавным, что в число 'оптимизированных' не вошел главный оптимизатор.
Друзьями собеседники никогда не были, но то что они оба были из одной конторы, и оба находились, что называется 'в пути', или, говоря по другому - были в подвешенном состоянии, - это их в какой то степени объединяло и давало возможность понять друг-друга.
- Ну, так вот, - продолжал 'Спаситель Отечества', - идею с Томаковкой подкинул еще покойный шеф.
Ну, посуди сам - далеко от города, много продуктов, а вокруг, как в той песне, степь да степь кругом.
- Но из разговоров я понял, что вы тут были не первыми? - Голос Ольховского был слегка ироничен, но лишь слегка.
- Да, представь себе, умные мысли имеют свойства приходить в голову разным людям. МВД-шники тут окопались, человек двадцать. У них и 'охранная грамотка' была. Короче, мы не стали идти на штурм, а они не стали играть в '300 спартанцев'. Решили миром - они вливаются в наш дружный коллектив, а их командЭр входит в наш междусобойчик.
Звон рюмок, - банкующим на правах хозяина был Кравчий, - и молчание, - каждый их них думал о своем. Ольховский не выдержал первым.
- Сергей Петрович, - сказанное было произнесено, скорее, с долей шутки, чем с пиететом, - нам помощь твоя нужна. Небольшая, но помощь.
Ответный кивок, и Ольховский продолжил.
- В ваш 'колхоз' идти у меня желания нет, равно как и у моих орлов. Но, - собеседник Кравчего поднял палец вверх, - мы не отказались бы от союза с вами. Вам будет выгодно иметь глаза, уши и десяток стволов на дальних подступах к Томаковке, а нам - знать, что есть, кому кричать 'Help', если станет совсем кисло.
- И сколько километров будет разделять нашу дружбу? - Голос Кравчего был полон иронии.
- Еще не знаю, сейчас ищем жилье для постоянного обитания.
- Господи!? - Сергей Петрович был искренне удивлен - Да кругом пустующих зданий сколько угодно. А у тебя с добрый десяток стрелков?! Откуда проблемы?!
- Так то оно так, - в отличие от удивленного Кравчего Ольховский был скорее грустен, - но давай прикинем. Ведь мы поставили задачу найти себе постоянное жилье не для базы, где можно отсидеться между грабь-рейдами, а именно что жилье.
Ты говоришь, что 'Вокруг полно пустого. Так вовсе нет! Эти два месяца мы просто старались выжить и не делать ошибок. Короче, сидели тихо как мышки, типа нам надо сохранить себя для потомков и не делать ошибок... А другие, те что по дурнее или поумнее, - не сидели, забившись в норку.
Командир отряда выживальщиков сделал паузу, допив остатки коньяка, салютуя своему хозяину, и продолжил.
- Итог! Сейчас нужного жилья, отвечающего тому, что мы ищем, и при этом свободного, может и не быть.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.