Малый драконий род - [16]

Он повернулся к Джеми с горящими глазами, в которых, казалось, отражалась вся его душа.

— Эта вторая жизнь — неописуемое чудо, хозяин Джемет! Хотелось бы мне поведать тебе о том, каково это! Я по сто раз на дню останавливаюсь только лишь затем, чтобы прислушаться к собственному дыханию: почувствовать быстрое биение сердца, ощутить, как грудь наполняется воздухом... Должен сказать: это сон, о котором я и не мечтал, — обрести человеческий облик, обладать такими же руками, что и у гедри! Надо же: я — и вдруг хожу на двух ногах! — внезапно он вновь рассмеялся. — Ты себе даже не представляешь, Джемет, до чего это удобно: больше не нужно носить хворост в зубах. На вкус он просто отвратителен, уж поверь.

Я расплылась в улыбке: мне доводилось видеть, как он таскал в пасти хворост; после ему приходилось изрыгать пламя, чтобы выжечь застрявшие в зубах щепья. Сейчас он был ну вылитый Акор — если бы только Джеми был знаком с ним прежде, он бы это тоже понял.

— Годами я пытался научиться ходить выпрямившись, — продолжал Вариен, — но наши ноги для этого совершенно не приспособлены. Каждый раз после таких занятий у меня по целым дням болели суставы, и в конце концов мне пришлось сдаться.

Немного успокоившись, он стоял теперь у огня, грея руки.

— Сколько же тебе в то время было лет? — спросила я, подтрунивая над ним. — Ты мне рассказывал лишь, что учился приземляться на задние ноги, но об этом ни словом не обмолвился.

Он немного помолчал, с улыбкой припоминая давнюю свою глупость.

— Я тогда уже достиг совершеннолетия — правда, недавно, — когда впервые попытался это проделать. Мне шел шестой келл, когда я взялся за эту затею, а свое поражение признал лишь за сотню лет до того, как мне перевалило за сит. — Он с улыбкой повернулся ко мне. — Трудно было отказаться от такого желания, любовь моя, но к тому времени я почти достиг своего полного роста. Шикрар как-то вынудил меня признаться, почему я целый месяц ходил с таким трудом. Боль была ужасная. Я был глупцом, пытаясь проделать подобное.

— А что такое «сит»? — спросила я.

— Тогда уж пусть объяснит заодно, что это за «келл»! — вставил Джеми.

— Келл — это сто зим, — ответил Вариен, глядя на пламя очага, и в огненном полумраке голос его звучал тихо и спокойно, — а ситом кантри называют середину жизни, когда возраст наш вдвое превышает совершеннолетие и пройдена лишь половина жизненного пути. Это радостное время, когда можно спокойно наслаждаться своей молодостью. Сит включает в себя десять келлов — это тысяча зим. Я встретил свой сит двенадцать... нет, теперь уже тринадцать зим назад.

Джеми смачно выругался; лицо его было скрыто полумраком, однако, когда он заговорил, в голосе его послышались странные нотки.

— Ты что, всерьез пытаешься утверждать, что тебе больше тысячи лет?

Я не могла понять, было ли это страхом, или недоверием, или гневом, или же всем сразу.

Оставаясь неподвижным, Вариен ответил:

— Я говорю только правду, Джемет из Аринока. Я видел тысячу и тринадцать зим, и будь я по-прежнему в облике кантри, я бы надеялся увидеть еще столько же. Наш народ живет очень долго — если не возникает никаких препятствий, и многие из нас могут встретить второй сит, прежде чем их заберет смерть.

— Будь все проклято! — вскричал Джеми.

Он не мог больше сидеть на месте: вскочив со стула, он принялся ходить из угла в угол — подальше от огня и от Вариена — и вдруг в один миг развернулся и приблизился ко мне, совершенно не обращая внимания на Вариена. Он встал передо мной, и я была удивлена: на лице у него застыло огорченное выражение.

— Ланен, прах тебя задави, что на вас нашло? Зачем вы так поступаете? Ты ведь знаешь: я тебя никогда бы не осудил, никогда бы не отрекся от тебя. Так зачем же выдумывать эту дикую историю? Ты что, уже не веришь, что я по-прежнему люблю тебя, как любил все эти долгие годы? — Голос его сделался хриплым. — Неужели ты настолько от меня отдалилась, девочка, за такой короткий срок?

Я встала и, положив руки ему на плечи, заглянула ему в глаза. Мне пришлось смотреть на него сверху вниз: я переросла Джеми еще в двенадцать лет. Он вдруг показался мне маленьким и слабым. Я даже слегка опешила.

— Джеми, положа руку на сердце и вверяя душу Владычице, я клянусь, даю тебе святое слово, что это не выдумка. Это чистейшая правда, — сказала я. Мне было нелегко выдержать его взгляд, полный сомнения и неприятия. — Думаешь, я не знаю, что это звучит как безумие? — продолжала я со злостью. — Но я не спятила, и ты меня хорошо знаешь — я не стала бы лгать тебе. Это все правда, Джеми. От начала до конца. Если б я сама там не была, я тоже не поверила бы, но это правда, клянусь тебе душою. Впервые я повстречалась с Вариеном, когда он был Акором, повелителем кантри, истинных драконов. Уже тогда я полюбила его, хотя и знала, что любовь эта ни к чему не приведет. Я видела, как он сражался с заклинателем демонов, и видела ужасные рваные раны на его теле. Святая Владычица, сквозь одну даже виднелись кости! — Я содрогнулась и провела рукой по лицу, пытаясь отогнать страшное видение: Акор, весь израненный Мариком, моим собственным отцом. — Шикрар, Кейдра и Идай отнесли его в его чертог, и там он... ну, то есть мы думали, что он умер, и я вместе с его товарищами оплакивала его кончину. Я сама обнаружила Вариена таким, какой он сейчас, всего лишь через пару часов после смерти моего возлюбленного Акора, — он был гол, точно новорожденный, и лежал посреди праха дракона, которым совсем недавно был сам. Душа его осталась прежней, как и его сердце, разум и память, — изменилось лишь его тело.