Малыш 44 - [79]

— Скажите мне, Лев, что мы собираемся найти, когда пройдем по этим следам до конца?

— Понятия не имею.

— Но это же ваши следы.

Нестеров ткнул пальцем сначала в отпечатки ног впереди, а потом в следы, которые оставлял за собой Лев. Они были совершенно одинаковыми.

— Мы найдем тело мертвого ребенка.

— Которое вы обнаружили раньше?

— Два дня назад.

— Но не доложили об этом?

— Я хотел доказать, что Варламу Бабиничу ничего не известно об этом убийстве.

— Вас беспокоило то, что мы можем обвинить его в еще одном убийстве?

— Это и сейчас меня беспокоит.

Потянется ли Нестеров за пистолетом? Лев ждал. Генерал спокойно докурил сигарету, но останавливаться не стал. Более они не обменялись ни словом, пока не подошли к телу. Мальчик лежал в том же положении, в каком оставили его Лев с Раисой, на спине, голый, с землей во рту, с развороченной грудью. Лев отступил на шаг, глядя, как Нестеров приступил к осмотру. Генерал не торопился. Лев видел, что жестокое убийство привело его непосредственного начальника в ярость. Мысль эта принесла ему некоторое облегчение.

Наконец Нестеров подошел ко Льву:

— Я хочу, чтобы вы вернулись обратно и позвонили в прокуратуру. А я останусь здесь, с мальчиком.

Очевидно, вспомнив о том, что не давало Льву покоя, генерал добавил:

— Вне всякого сомнения, Варлам Бабинич не имеет к этому убийству никакого отношения.

— Согласен.

— Это два разных случая.

Лев непонимающе уставился на него. Подобное предположение ошеломило его.

— Но этих двоих детей убил один и тот же человек.

— Девочка подверглась сексуальному надругательству и только потом была убита. Мальчик подвергся сексуальному надругательству, а потом был убит. Эти преступления ничем не связаны между собой. Это два совершенно разных извращения.

— Мы не знаем, подвергся ли мальчик сексуальному насилию или нет.

— Взгляните на него!

— Я не верю, как и врач, кстати, что девушка была изнасилована.

— Она была обнажена.

— Но у них обоих во рту кора дерева, измельченная кора!

— Во рту у Ларисы обнаружена земля.

— Это не так.

— Варлам Бабинич признался в том, что набил ей рот землей.

— Вот почему он не мог убить ее — земля-то замерзла. Если это была земля, откуда он ее взял? Во рту у нее была кора, так же, как и у этого мальчика. И кору приготовили заранее, только я не знаю зачем.

— Бабинич во всем признался.

— Он признается в чем угодно, если спросить его об этом несколько раз.

— Почему вы так уверены в том, что убийца — один и тот же человек? Один ребенок был убит рядом с вокзалом: неосторожно, безрассудно, там, где его могли увидеть. Крики могли услышать пассажиры. Это было идиотское преступление, и идиот признался в нем. А вот этого мальчика завели в лес очень далеко. Отсюда до вокзала не меньше часа ходьбы. Убийца позаботился о том, чтобы ему никто не помешал. Это — другой человек.

— Кто знает, как все было на самом деле? Может быть, он хотел увести девушку подальше, а она вдруг передумала, и ему пришлось убивать ее на месте? И почему у них обоих веревочные петли на лодыжках?

— Это — разные преступления.

— Послушайте, у меня такое впечатление, что вам настолько не терпится передать дело в суд, что вы готовы поверить во что угодно.

— Нет, это вы мне скажите, что это за человек, который сначала насилует девочку, а потом убивает ее, а затем проделывает то же самое и с мальчиком? Кто он, этот человек? Я служу в милиции вот уже двадцать лет, и никогда не встречал ничего подобного. Даже не слышал о чем-либо похожем. Можете привести мне хоть один пример?

— Девушка не подвергалась сексуальному насилию.

— Вы правы. Ее убили по другой причине — из-за ее соломенно-желтых волос. Ее убил психопат. И этого мальчика тоже убили не просто так. Но его убил совсем другой человек, страдающий совсем другим заболеванием.

23 марта

Александр закрыл окошечко кассы, задернул шторы и откинулся на спинку стула. Хотя помещение было маленьким, не больше двух квадратных метров, ему нравилось думать, что оно принадлежит ему одному. Он не делил его ни с кем, и никто не контролировал его работу. Он обладал некоторой свободой, и на него не давили производственные показатели или нормы выработки. В его работе имелся лишь один недостаток. Все, кто знал его, были уверены, что он разочарован тем, как повернулась его жизнь.

Пять лет назад Александр считался самым быстрым бегуном на короткие дистанции в средней школе № 151. Никто не сомневался в том, что его ждет успех на национальном уровне, а быть может, даже интернациональном, если Советский Союз примет участие в Олимпийских играх. Но все кончилось тем, что он оказался за окошечком кассы, продавая билеты и глядя, как другие люди отправляются в дорогу, тогда как ему ехать было некуда. Долгие годы он истязал себя многочасовыми тренировками, выигрывая местные соревнования одно за другим. И ради чего, спрашивается? Чтобы следить за расписанием и продавать билеты? Этим мог заниматься кто угодно. Александр вспомнил, как рухнула его мечта. Они с отцом поехали на поезде в Москву, на отбор в Центральный спортивный клуб армии. ЦСКА считался частью вооруженных сил. Клуб славился тем, что собирал под свои знамена лучших атлетов страны, делая из них выдающихся спортсменов. Правда, девяносто процентов кандидатов отсеивались. Александр принял участие в состязаниях по бегу, а потом, после финиша, его стошнило. Он еще никогда не бегал так быстро и побил свой личный рекорд. Но его не взяли. На обратном пути домой отец попытался найти в отказе положительную сторону. Он сказал, что неудача заставит его тренироваться еще упорнее, что в следующем году его непременно примут и что он станет сильнее, поскольку научится сражаться за свою мечту. Но Александр выложился полностью, отдал все, что у него было, а этого оказалось недостаточно. Никакого следующего года не будет. Хотя отец продолжал настаивать, Александр утратил всякий интерес к легкой атлетике, а вскоре сдался и отец. Саша окончил школу и пошел работать, предпочтя путь наименьшего сопротивления.