Малые произведения - [6]

19. Внимательно следя за настроениями в провинции и познав к тому же на чужом опыте, как мало пользы в оружии, если за его применением следуют беззакония, он решил искоренить самые причины восстаний. Начав с себя и своих приближенных, он обуздал и свою домашнюю челядь, что для многих не менее трудно, чем править провинцией. Никогда не препоручал он государственных дел своим вольноотпущенникам или рабам и, назначая на государственные должности центуриона или рядовых воинов, никогда не руководствовался ни личными склонностями, ни благоприятными отзывами и просьбами со стороны, но всякого отлично несущего службу считал заслуживающим безоговорочного доверия. Знал он обо всем, но не за все взыскивал. Прощая небольшие проступки, он строго карал за существенные да и то не всегда налагал на виновного наказание, а чаще довольствовался его раскаяньем. Обязанности и поручения разного рода он охотнее возлагал на тех, в чьей честности был убежден, чем на неизвестных ему, которых впоследствии, быть может, пришлось бы осудить за бесчестность. Бремя хлебных поставок и податей он облегчил справедливым распределением этих повинностей и отменою придуманных ради личной наживы порядков, вызывавших в британцах еще большее недовольство, чем подати. Ведь их издевательски заставляли подолгу дожидаться у запертых государственных складов и даже покупать хлеб не иначе, как вручив взятку47; им указывали для сдачи хлеба отдаленные округа, куда можно было попасть лишь кружными путями, так что общины должны были доставлять его в глухие и бездорожные местности, тогда как римские зимние лагеря находились поблизости, и лишь насытив алчность немногих, они добивались того, что было удобно для всех

20. Устранив эти злоупотребления уже в первом году своего легатства, Агрикола наглядно показал бесценные преимущества мира, которого из-за нерадивости или заносчивости его предшественников британцы боялись не менее, чем войны. Но с наступлением лета он собрал войско и повел его на врага; неутомимый и вездесущий в походе, он ободрял и хвалил исполнительных, подтягивал разбредавшихся и отстававших, сам выбирал места для разбивки лагеря, сам обследовал леса и затопляемые приливом низины и вместе с тем не давал врагам роздыха, внезапными набегами разоряя их земли. Но вселив в них подобающий страх, он милостивым обращением с ними показал им и привлекательность мира. Благодаря этому многие общины, ранее с ожесточением отстаивавшие свою независимость, прекратили сопротивление и, выдав заложников, изъявили покорность, после чего были окружены нашими заставами и укреплениями, размещенными с такою предусмотрительностью и тщательностью, что ни одна из прежде завоеванных нами частей Британии не приняла нашего господства столь же легко, как эта.

21. Следующая зима была отдана Агриколой проведению полезнейших мероприятий. Рассчитывая при помощи развлечений приучить к спокойному и мирному существованию людей, живущих уединенно и в дикости и по этой причине с готовностью берущихся за оружие, он частным образом и вместе с тем оказывая поддержку из государственных средств, превознося похвалами усердных и порицая мешкотных, настойчиво побуждал британцев к сооружению храмов, форумов и домов, и соревнование в стремлении отличиться заменило собой принуждение. Больше того, юношей из знатных семейств он стал обучать свободным наукам, причем природную одаренность британцев ценил больше рвения галлов, и те, кому латинский язык совсем недавно внушал откровенную неприязнь, горячо взялись за изучение латинского красноречия. За этим последовало и желание одеться по-нашему, и многие облеклись в тогу. Так мало-помалу наши пороки соблазнили британцев, и они пристрастились к портикам, термам и изысканным пиршествам. И то, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью.

22. На третий год своего легатства Агрикола совершил поход, познакомивший нас с дотоле неизвестными племенами, ибо он разорил народы, обитавшие до Таная (название залива на морском побережье). Это настолько устрашило врагов, что они не дерзнули напасть на римское войско, хотя оно было изрядно ослаблено свирепыми бурями; осталось время и на то, чтобы построить опорные укрепления. Сведущие люди не раз отмечали, что никакой другой полководец не умел лучше Агриколы выбрать места для их возведения; и действительно, ни одно из построенных Агриколой укреплений не было взято врагами или покинуто из-за капитуляции и бегства размещенных в нем воинов; ибо, чтобы они могли выдержать длительную осаду, Агрикола оставлял им годичный запас продовольствия. Таким образом, воины спокойно и уверенно зимовали в своих укреплениях; больше того, они часто делали вылазки, хорошо понимая, что могут рассчитывать лишь на себя. Но враги против них были бессильны, и это их приводило в отчаяние, так как они привыкли вознаграждать себя в большинстве случаев зимними успехами за летние неудачи; однако на этот раз их били и зимою, и летом. Агрикола не был завистлив и никогда не посягал на чужую славу; напротив, каждый центурион и префект имел в его лице беспристрастного свидетеля своих деяний. Некоторые передавали, что, выражая кому-нибудь свое порицание, Агрикола бывал чрезмерно горяч; действительно, насколько ласков он был с добросовестными, настолько же резок с бесчестными. Впрочем, он был незлопамятен и весь свой гнев изливал сразу, ничего не утаивая, так что его молчания не нужно было бояться: он считал более порядочным высказать все, что думал, чем копить в себе ненависть.