Малые ангелы - [32]

Он прокашлялся. Его предсказание напугало нас тем более, что мы его плохо поняли. Намекал ли он на что-то, непосредственно нам угрожающее или же касающееся какого-то очень отдаленного будущего?

— В конце концов мы вынуждены будем признать наше исключительное моральное уродство, — пробормотал он в довершение. — И это будет ужасно.

И поскольку он более ничего не добавил, через час или два мы рассеялись.

И снова темнота окутала нас. Нас было по-прежнему пятеро, еще дышащих или задерживающих дыхание, мы находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не поддаться искусу кого-нибудь покусать, убить или разорвать на части.

В течение многих лет мы не получали от Фрика Винслова никаких известий. Время от времени ветер доносил до нас перебранку чаек и зловоние разлагающихся кашалотов и кальмаров. Иногда мы просыпались, иногда уходили скитаться посреди руин, иногда в течение многих часов ничего не происходило. Срок исполнения предсказания Винслова не наступал. Мы чувствовали себя удрученными, заточение надоедало нам и надламывало нас, мы теряли свое изящество, но мы терпели и удерживались от драки. Иногда мы собирались у мола. Мы обменивались несколькими фразами, затем соскальзывали куда-то еще, в еще большую тьму, в наши персональные укрытия, расположение которых каждый из нас держал в тайне. Время от времени некоторые из нас отправлялись на поиски дороги к океану и увязали в грязи или пытались починить лодки и возвращались израненными.

В конце концов, мы удержались от преступных желаний. Мы знали теперь, что Фрик Винслов устроился в соседнем городе на работу кондуктором автобуса. Сигнальщик, держащий себя молодцом, женился недавно на местной, он не появляется более в портовом районе. Крили Гомпо исчез. Что касается нашего капитана, то мы узнали, что он воспользовался реставрацией капитализма и открыл торговлю бригантинами; но у него нет ни одного покупателя, и он не перестает на это жаловаться. Я считаю, что в нашей ситуации лучше не трепыхаться и ждать. Когда я говорю я, то имею в виду Наяджу Агатурян, и когда я говорю ждать, то не знаю, что может произойти.

Я не двигаюсь.

Я ожидаю здесь, повернувшись лицом к океану, повернувшись лицом к тому, что от него осталось.

29. ДЖЕССИ ЛУ

Выполнив трудовую норму, которую я себе установила, я прислонилась к цементным ступеням спортивной площадки и наблюдала за тем, как местные баскетбольные команды участвовали в дружеском турнире, в то время как вечер все более и более набирал силу и комары беспощадно атаковали влажную кожу, высаживаясь, десант за десантом, на все, что заключало еще в себе потоки красного вещества. Во время подобных спортивных встреч, не имевших большого значения, прожекторы стадиона были выключены и игроки должны были довольствоваться светом, доходившим от фонарей на соседней улице. Баскетболисты играли во все более сгущавшейся тьме, жестикулируя одновременно и для того, чтобы не пропустить мяч, который они уже плохо видели, и чтобы раздавить с дюжину мошек, пикировавших на них с тыльной стороны ляжек и с затылка. Я слышала эти хлопки, тяжелое дыхание игроков, отскакивающий мяч, металлическое эхо корзины каждый раз, когда мяч попадал в цель, а также стратегические междометия и междометия, выражавшие досаду. То были, как правило, женские команды, и, судя по их выговору в момент, когда они издавали восклицания, состояли они из китайских беженок. Ступени были неудобные, и невозможно было долго оставаться в одном и том же положении. Я поднялась и прислонилась к проволочной решетке. Именно в это время Клара Гюдзюль прошла мимо вещей, которые были оставлены игроками на первой линии ступеней. Она проскользнула под трибунами с железным жезлом в руке, в поисках пластмассовых бутылок и алюминиевых банок, ускользнувших от моей бдительности. Она бросала все это в мешок, который был больше ее самой, чтобы перепродать затем перекупщику, подобно мне зарабатывая себе таким образом на жизнь, потому что капитализм в наше время открыл возможность частного бизнеса и частной инициативы, пришедших на смену пенсии и места последнего упокоения, о которых мы всю нашу жизнь думали как о чем-то, на что имели естественное право. Клара Гюдзюль рылась своей клюкой в сокровенных местах, она не стесняясь становилась на четвереньки, чтобы достать свой трофей, совершенно игнорируя любой взгляд, который кто-то другой, или, может, крысы, или пауки могли обратить на нее, потом она вновь исчезала, очень сгорбленная, черная, брюзжащая карлица. Матч продолжался у нас за спиной, но чаще всего я решала следовать за ней, с шумом таща свой собственный мешок, потому что если наши старушечьи судьбы легко можно было спутать, то ничего существенного, напротив, не связывало меня с китайскими баскетболистками. Мы брели несколько гектометров под омерзительный гул мешков под нашими ногами и не обмениваясь ни одним словом, ощущая себя, разумеется, очень близкими друг другу, но не имея ничего особенного друг другу сказать. Вскоре мы прошли улицы, пожелтевшие от освещения, которое называют городским, и достигли наших излюбленных кварталов, то есть разрушенных кварталов.