Малярка - [11]
Поставив её на землю, бородатый рабочий сказал:
— Это мы за отца тебя качали! Он стойко боролся за наше дело. Будь и ты достойной отца!
У Вали было так весело на сердце. Все говорили, что Столбова должны теперь вернуть из ссылки. Девочка поняла, сердцем почувствовала, за какое великое дело пострадал её отец. Она вбежала в дом с криком:
— Мамочка, царя сбросили с трона. Папа скоро вернётся, и я всегда, как он, буду бороться за свободу!
Глава шестая
Отец Лены с удовольствием пил горячий чай. Сахар он откусывал маленькими кусочками, но хлеба не брал. Евдокия Ивановна хлопотала около стола, упрашивая гостя откушать селёдочки с луком. Ей хотелось, чтоб он посидел подольше. Уж очень хорошо становилось на сердце от его слов.
— Ты не бойся, Дуня! Если народ взял власть в свои руки, он её не выпустит! Видела, как наш острог горел? Всех, кто за правое дело сидел, выпустили теперь на свободу.
— Но как же мой-то Димитрий? Он-то где?
— Придёт и он, Дунюшка! Скоро и твой муженёк вернётся. Жди его!
Столбова могла говорить теперь только о возвращении Димитрия. Она строила планы, мечтала, как хорошо они теперь заживут все вместе. Валю радовало бодрое настроение матери. Сама она была занята мыслью, как бы к приезду папы научиться получше рисовать. Девочка помнила, как отец в тюрьме назвал её «маленьким художником».
Наступили солнечные, весенние дни. Алексей Алексеевич словно помолодел. Он с удовольствием писал революционные плакаты, лозунги и новые вывески. Часто под вечер, после работы, они с Валей уходили на берег реки. Старый живописец показывал девочке свои любимые места и говорил, как хорошо было бы зарисовать красавицу Каму и молодые ивы или берёзку с нежной зеленью на берегу. Он подарил Вале альбом для рисования, хороший набор акварельных красок и научил разводить их.
— Сам-то я не мастер акварелью писать, но, как работают настоящие художники, приходилось видеть. Да и читал кое-что об этом… Ты лучше вот сюда садись, а то там тебе солнце мешать будет… Если неверно напишешь, — краску можно смывать. Только лучше пиши так, чтобы смывать не приходилось. Акварель — краска тонкая, прозрачная, пачкотни не любит…
Каждый сделанный Валей этюд Кончиков строго критиковал. Он умел точно подмечать, хорошо чувствовать и много помогал Вале. Девочка так полюбила краски, что готова была целый день не расставаться с ними. И, чем больше она работала акварелью, тем меньше ей хотелось писать вывески. Но работала она добросовестно: Однако старый живописец заметил, что она уже не так горячо относится к его ремеслу. Он слегка журил свою помощницу, но не сердился.
«Перед ней другая дорога», — думал он.
Проходило лето, а война всё не кончалась.
Как-то Алексей Алексеевич прочитал газету, скомкал и бросил её.
— Подлецы засели у нас во Временном правительстве! Этот Керенский только прикидывается другом народа, а на самом деле такой же буржуй, как его министры. Помнишь, еще в первые дни революции он обещал мир заключить? Народ ждал, и всё напрасно. Наоборот: теперь, смотри, о новом наступлении в газетах заговорили!.. Вот и отца твоего до сих пор в Сибири держат, а уж давно ему приехать пора бы!
У Вали слезинки заблестели на глазах. От отца до сих пор почему-то не было никакой весточки.
Алексей Алексеевич всеми силами старался отвлечь девочку от печальных мыслей. Он уступал ей самые интересные заказы, приносил хорошие книги, но ничто не успокаивало Валю.
И вот однажды, в дождливый осенний день, кто-то громко постучался в мастерскую Кончикова. Валя открыла дверь и испугалась, увидев мать. Но та радостно обняла девочку и сказала:
— Жив наш отец!.. Только непонятно как-то пишет. Спрашивает, почему я на письма не отвечаю. А какие письма? Сама знаешь, ничего мы не получали.
— Я давно Вале объяснял, — заговорил Алексей Алексеевич, — в стране такая разруха. Разве можно на почту надеяться? Вот на днях почтальона задержали: он все письма в Каму спустил… А ну-ка, Евдокия Ивановна, дайте письмо. Валюша вслух его почитает.
Димитрий коротко сообщал, что поселился в Петрограде, уже поступил на работу и снял квартиру. «Забирай Валюшку и немедленно приезжайте ко мне», — писал он.
Только в конце сентября Столбовы выехали из родного города. День был пасмурный, дождливый. Алексей Алексеевич помогал своей маленькой ученице и её матери поудобнее устроиться в вагоне.
— Мурзика не задавите! — просила Валя пассажиров, заталкивавших под скамейку свои чемоданы.
Раздался второй звонок. Старик обнял и горячо поцеловал девочку. Он хотел сказать ей, чтоб не забывала, но непрошеные слёзы потекли по его щекам. Валя обхватила дядю Алёшу за шею, прижалась к его морщинистому лицу…
— Провожающие, оставьте вагон!
Валя высунулась в окне. Её старый друг с непокрытой головой стоял под холодным дождём и печально смотрел вслед уходящему поезду.
Глава первая
Столбов снял на Мытнинской набережной квартирку в две комнаты. Он купил на рынке кровать, стол, табуретки. Всё прибрал к приезду семьи.
— Как здесь хорошо! — сказала Дуня. Валю сначала испугал большой город: прямые улицы, шум трамваев, громады домов.
«Здесь все дома из серого камня, и небо серое, — писала она Алексею Алексеевичу. — Дворы — как колодцы тёмные. А люди все торопятся куда-то, спешат…»
