Мальвина - [31]

Я бы и рада заявить и очень даже категорическое, но Влад успевает до того, как я собираюсь с силами для отпора.

Этот поцелуй… Нет, это не цунами, и не торнадо, и не ураган. Природа не выдумала таких разрушительных стихийных бедствий, чтобы описать то, что делают со мной губы собственного мужа. Он выжигает мою уверенность изнутри, покоряет, вынуждая подчиниться. Язык скользит между моими губами, раскрывая для поцелуя, как будто я самая хрупкая вещь на свете, как будто любое неосторожное движение может меня разрушить. Я и правда так себя чувствую: забываю, как дышать и как думать, забываю собственное имя и мир, в котором живу.

— Это же просто поцелуй, Маша, — дразнит Влад.

— Это совсем не просто поцелуй, — отвечаю я, заколдованная и очарованная одновременно.

Муженек даже успевает ухмыльнуться, прежде чем снова заклеймить мои губы. Наши языки танцуют совершенно развязную бачату, потому что не отрываются ни на миг. Мы словно проникаем друг в друга, смешиваемся в безбашенной коктейль из сливок и крепкого кофе. И мои ладони у него на щеках притягивают, заставляют наклониться, чтобы не упустить ни полвздоха.

— Малия Иголевна, цветоцек.

Кто-то тянет меня за штанину, и Влад издает грозный львиный рык. Рокот вибрирует у меня в груди, и я невольно еще больше жмурюсь. Эй, Вселенная, ты научила людей создавать атомную энергию и мобильные сети, самое время подкинуть новому Эйнштейну идею создания аппарата для запечатления воспоминаний. Я хочу сохранить этот поцелуй навечно.

Но реальность, точнее, мой воспитанник, тянет настойчивее — и мне приходиться отодвинуться от Влада. То, как он облизывает губы, и его взгляд в этот момент… Ох, куда подевался тот милый парень, которого я коленями спихнула с постели? Кажется, этот в шаге от того, чтобы затащить меня на заднее сиденье своего «Мерседеса».

— Спасибо, Антоша, — говорю, принимая из рук моего маленького верного рыцаря традиционный пучок травы. Треплю его по волосам и стараюсь делать вид, что не замечаю слегка обалдевшее лицо его бабушки.

— Я заеду за тобой после работы, солнышко мое, — обещает Влад. Они с Антоном грозно смотрят друг на друга, а потом Влад берет меня за руку, постукивая пальцем по кольцу. — Прости, мужик, но она — моя девочка.

Маленькие мальчишки, особенно если им чуть-чуть больше четырех, все считают, что мама и бабушка — их неприкосновенная собственность. Появление рядом мужчины заставляет этих маленьких петушков становиться в позу, грозно хмуриться и всеми доступными средствами отгонять наглеца от неприкосновенного. Видели, наверное, как мальчишки влезают между мамой и папой, стоит родителям на пять минут в обнимку зависнуть на диване.

В моем случае все гораздо хуже: Антон вроде как влюбленный в меня верный рыцарь, который на правах хулигана гонит от меня всех мальчишек, стоит кому-то приблизиться на расстояние вытянутой руки. Хорошо, что для своего возраста он ниже сверстников, поэтому его собственнические инстинкты с лихвой компенсируются численным и физическим превосходством противников.

К чему я все это?

К тому, что Антона двумя метрами роста не испугать. И на Влада он смотрит, как готовый идти до последнего бегемот. Ну хорошо, бегемотик. Влад на всякий случай отступает, но Антон уже летит на него с кулаками. Хорошо, что у меня отменная реакция, и я успеваю схватить его за шиворот.

— Ты не против, если я спасусь бегством от этого Бармалея? — немного нервно посмеивается Влад. Не удивительно, что после всех его злоключений он предпочитает держаться подальше от мужчин, которые считают себя моими защитниками.

Я киваю в сторону машины, обеими руками удерживая Антона, который как маленький вездеход пробуксовывает кроссовками по асфальту.

Хотите страшную правду? Или, точнее, странную. Этот непрошибаемый мужчина свалился на меня вчера, меньше суток назад, и проведенные рядом с ним часы не то, чтобы были лучшими в моей жизни. Скорее уж очень насыщенными. Но когда его машина скрывается за поворотом, я чувствую не облегчение, а противную пустоту. Еще вчера бы порадовалась, что больше его не увижу, а сейчас появляется непреодолимое желание взглянуть на часы, чтобы узнать, сколько часов и минут осталось до встречи.

— Так, Антон, — присаживаюсь перед верным рыцарем на корточки и строго смотрю ему в лицо. — Что мы с тобой решили о хулиганстве?

Он довольно пыхтит: еще бы — только что отогнал серьезного противника одним своим грозным видом. И даже пожурить его не могу как следует, поэтому просто треплю по выгоревшим на солнце соломенным волосам, беру за руку и веду в группу.

— Это кто был? — с напускной пресыщенностью жизнь спрашивает Томочка, воспитательница в моей группе.

Ей двадцать шесть, и вот уже год, как она — разведенная женщина без «нормальных средств к существованию». Это не моя выдумка, это точная цитата. Как вы понимаете, Томочка у нас первая претендентка на шкуру боксера, то есть — одинокого отца. Догадайтесь, кого она будет играть на утреннике? Правильно, фею-крестную, и по этому поводу даже записалась в салон на прическу и маникюр. По-моему, бессмысленная трата времени, но Томочка за такое святотатство может, чего доброго, и глаза выцарапать.