Мальтийское эхо - [7]

— Почти весь первый этаж — музейные помещения. Я изредка провожу здесь экскурсии. У нас с бабушкой внизу только пять комнат. Кабинет, гостиная, столовая, бабулина спальня и ванная с туалетом. В гостиной вас встретили, наверху библиотека и две спальные комнаты. Одна из них для вас. А у моих прадедов здесь было как обычно: к гостиной примыкала диванная комната, к столовой — буфетная, ну и в дальней части поварская с лакейской. Сейчас все, конечно, перестроено и перекроено.

— Да, — сказал Андрей, — нет «тапереча» ни лакейских, ни диванных. Только у новых «хозяев».

Ирина вдруг рассмеялась и показала рукой на фотографию суровых «комиссаров в пыльных шлемах».

— Это знак, — она прижала пальчик к губам.

— Кстати, ваша бабушка тоже говорит со мной как-то многозначительно и слова ее загадочны.

— Они загадочны для тех, кто не знает Слово Знака, — девушка стала серьезной.

— Ну, да, узнаю Титаныча. Он любил значительные фразы.

— Назовите пару.

— «Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя».

— А еще?

— «Чтобы узнать, открыта ли дверь, нужно толкнуть ее». Я чувствую, что мне вы приготовили какую-то тайную дверь…

— Вы догадливы и подаете надежды.

Ну и фраза. Андрею не понравилось, что ему, 60-летнему ученому мужу, эта аристократическая «фифа» будет диктовать правила. Но он тут же отбросил обиду: в конце концов, её возраст позволяет быть в меру легкомысленной. Его-то студентки за редким исключением лишь к 5-му курсу становятся «интересными» молодыми женщинами, выказывая и вкус, и образованность, и умение вести себя «как леди». А у Ирины это все с детства…

— Не огорчайтесь и не обижайтесь, — она тронула его за руку. — Вы, пока, как пессимист, думаете, что оброненная монета обязательно упадет в решетку люка.

— Отнюдь, — он вспомнил удачу с «Чижиком».

И снова экзамен:

— Что вы, Андрей Петрович, знаете о мифологии змей?

Господи, дались им эти змеи.

— Ну, попадались пару раз…

Он посмотрел на девушку внимательно, по-мужски. Ноги, грудь, шея, затылок с нежными завитками волос, узкие девичьи плечи. И добавил примирительно:

— А если я отвечу на ваш вопрос, могу я рассчитывать на «троечку с плюсом»?

— Посмотрим.

— В мифопоэтической традиции язычества змей посылают боги. Змея охраняет источники мудрости и является символом восстановления…

— Да, да, вот именно восстановления. Дальше.

— В христианстве — символ зла, искушения.

Он наморщил лоб, вспоминая.

— В Евангелии от Марка сказано, что уверовавшие будут спокойно брать ядовитых змей и даже пить их смертоносный яд. Знаменательна история про апостола Павла и змею.

Андрей Петрович не удержался и похвастал, что у него с собой его повесть о Павле.

— Что вы говорите?! Какое совпадение! Дядю Георга тоже крайне волновала эта тема! Слово Знака! Разрешите прочесть? — видно было, что она взволнованна. Глаза вспыхнули, на щеках румянец, губки неожиданно припухли и приоткрылись.

Андрей приободрился, чувствуя, что тянет на «отлично» и продолжил.

— Говорят, что на Мальте с тех пор нет ядовитых змей. Мальтийцы шутят, что святой Павел змеиный яд отдал мальтийским женщинам.

Ну, надо же, девушка вдруг улыбнулась и посмотрела довольно приветливо.

— Замечательно, Андрей Петрович! Давайте прогуляемся до реки, а потом будем обедать. Мы сейчас у дверей вашей комнаты. Моя рядом, а дальше библиотека. Располагайтесь. Я переоденусь, и встретимся через полчаса внизу.

— И, пожалуйста, давайте общаться попроще, — улыбнулся Андрей.

— Я постараюсь, — рассмеялась Ирина.

Комната небольшая, очень уютная обстановка — круглое окно, видимо, выходило на восток, так как, несмотря на то, что было затворено и не зашторено, в комнате не было душно. Он подошел к окну, отворил. Прекрасный вид на реку, которая здесь делала поворот. Один берег, дальний, крутой, скалистый и лесистый, а ближний к усадьбе — достаточно пологий.

Кровать, две прикроватные тумбочки, шифоньер с зеркалом, небольшой, небольшие же и письменный стол, и кресло, и два стула. Мебель вся современная. Кроме кресла, старинного и тщательно отреставрированного. Да еще, пожалуй, парусника, одиноко причалившего на столе с медной табличкой, имевшей трудноразличную надпись «Дозоръ. Георгу от деда». Андрей вспомнил, что такой парусник он видел у Г.Н. дома. Они, его студенты-дипломники, были приглашены на чай, домой к профессору, отметить защиту. Точно. Г.Н. поднял в одной руке бокал с шампанским, в другой этот парусник с Андреевским крестом, легонько стукнул бокалом о судно и сказал: «В путь, друзья! Будьте в Дозоре, семь футов под килем!». Андрей вдруг подумал, что профессор жил в этой комнате последние годы.

Мужчина заглянул в шифоньер, пустой — лишь два полотенца. Огляделся еще раз. Ни фотографий, ни картин, обои свеженаклеенные. Открыл ящик стола. Четыре тетради, исписанные крупным, быстрым и неровным почерком профессора. Сверху лежал портрет Ушакова, к которому на скрепку прицеплена записка: «В путь, Андрей! В Дозор! Ваш Г.Н.». Андрей аккуратно закрыл ящик, нежно коснулся парусов, посмотрел с грустью вдаль за окном, взял полотенце, купальные плавки и вышел.

Ирина была в легких голубых бриджах, в белоснежном топике и такой же белоснежной кепке в морском стиле. На ногах голубые кроссовки. Во время прогулки она была весела, движения легки и упруги. Ну тебе вице-адмирал Нельсон при Трафальгаре. Андрей зачем-то вспомнил его имя: Горацио. Вот почему девушка «монтировалась» с Нельсоном: Грация — Горацио!