Мальтийский жезл - [5]

— Любил не любил, а когда и закрывался, — с некоторым замедлением объяснила Степановна, останавливаясь перед запертой дверью.

— Поточнее, Степановна, когда именно? — Люсин задумчиво очертил пальцем древесный узор.

— Когда, значит, надо ему было.

— И все же? — с величайшим терпением продолжал расспрашивать Владимир Константинович, внимательно исследуя дверной косяк. — Замок вроде бы тут? — Он выжидательно обернулся к эксперту.

Крелин, проведя снизу вверх металлоискателем, согласно кивнул.

— Найдется, куда включить? — размотав шнур дрели, обратился он к Аглае Степановне.

— Давай уключу, — волоча стоптанные шлепанцы, она потащилась в соседнюю комнату.

Тонкое сверло мягко вошло в доску. В коридоре повеяло легким душком древесной пыли.

— Вот и все, — сказал Крелин, энергично продувая отверстие.

Присев перед раскрытым чемоданчиком, он выбрал подходящий крючок. Затем осторожно просунул его внутрь, небрежно повертел туда-сюда, и дверь с натужным вздохом отворилась. Сделав несколько снимков, он, словно бы крадучись, переступил через порог.

— Входите, товарищи, — пригласил Люсин. Он хотел было объяснить понятым смысл предстоящей работы, но осекся на полуслове и замолчал. При первом взгляде на комнату зашевелилось знакомое ощущение пережитого сна.

Кабинет доктора химических наук Георгия Мартыновича Солитова напоминал лабораторию и одновременно старинную аптеку. Рабочий стол находился у самого окна. Заваленный книжными грудами, папками и ворохом фотографий, скорее всего разбросанных взрывом, он находился на одном уровне с широким подоконником, где тоже валялись порушенные стопки книг. Переплеты, усеянные осколками и вдобавок забрызганные какой-то маслянистой жидкостью, покрывал солидный слой пыли.

— Мы возьмем это для анализа, — сказал Люсин, невольно любуясь экономными, отточенными движениями Крелина, методично отбиравшего вещественные доказательства.

— Георгий Мартынович, надо думать, опыты какие-то ставил, — безучастно уронил Люсин, скользнув взглядом по капитальной печи и обрушенным полкам с химической посудой в вытяжном шкафу.

На фотографиях, которые разбирал Крелин в надежде найти отпечатки пальцев, были запечатлены аллегорические рисунки и тексты, переснятые с неведомых инкунабул и манускриптов, написанных главным образом по-латыни. Для Люсина, изучавшего этот язык врачей и юристов в университете, не составило особого труда догадаться, что Солитов интересовался лекарственной рецептурой. Об этом свидетельствовали и многочисленные выписки из травников, лечебников и всякого рода алхимических сочинений.

Сортируя уже просмотренные Крелиным фотокопии, Владимир Константинович собрал «Салернский кодекс здоровья» Арнольда из Виллановы и «Ботаники первоисточные основания» [3], изданные в 1785 году в Санкт-Петербурге Максимовичем-Амбодиком [4].

— Лекарства варил, — уважительно вздохнул Люсин, рассматривая на просвет пузырьки из темного стекла, снабженные латинскими этикетками. Судя по почерку и тщательно пронумерованным листам фотокопий, Солитов отличался скрупулезностью, граничащей с педантизмом. — Перегонял, экстрагировал…

— К нему тут многие обращались, — вздохнул сосед Караулкин. — Мою Марью Никитичну он, почитай, с того света возвернул. Да… Травку ей прописал от камней в почках.

— Ну и как? — заинтересованно спросил следователь.

— Как рукой сняло. И месяца не прошло. А ведь мучилась-то, мучилась…

— Что он, у себя в институте не мог заниматься? — ни к кому персонально не обращаясь, но как бы с затаенной обидой попенял Крелин. — Зачем же так — на дому, кустарно?

— Любитель, видать! — поддержал его Гуров.

— Мы еще ничего не знаем о том, что он мог, а чего не мог делать на кафедре, — хмуро ответил Люсин, выдержав долгую паузу. — Дайте срок — будем знать.

— Кое-что уже сейчас вырисовывается, — подал реплику Крелин, извлекая из-под бумажного вороха недопитый стакан чая. — Судя по грибку, — он показал следователю разросшиеся пятна бледно-голубой плесени, — действительно прошло несколько дней.

— Более определенно сказать не можете?

— Не могу, Борис Платонович, — досадливо отмахнулся Крелин. — А вот отпечатки, кажется,, есть! — Привычным движением он наложил прозрачную липкую ленту. — У тебя тоже что-нибудь нашлось, Володя? — спросил, не оборачиваясь.

— Как не найтись? — понимающе усмехнулся Люсин, беря двумя пальцами, очередную склянку. — Вырисовывается понемногу.

— Выходит, он врачеванием увлекался? — отвечая на какие-то свои мысли, заключил Гуров. — Знахарством?

— Знахарством? — Люсин прислушался к звучанию слова.

— Иначе зачем все эти банки с травами, какими-то корешками и прочей корой?

— Едва ли такой термин подходит к дипломированному фармацевту.

— Фармацевту? Вы точно знаете, Владимир Константинович? —спросил Гуров.

— Навел кое-какие справки, прежде чем выехать, — кивнул Люсин. — Солитов закончил фармацевтический факультет, кандидатскую получил без защиты в Военно-медицинской академии, докторскую — за работу по теории бесконечно разбавленных растворов.

— Бесконечно разбавленных? Такие действительно есть? — не отставал Гуров.

— Очевидно, если дают соответствующие степени.