Мальтийский жезл - [13]

— Вы очень обяжете меня, если поделитесь своими соображениями.

— Это мой долг. Что вас в первую очередь интересует?

— Меня интересует все. И разговор у нас, если позволите, будет долгим. — Люсин доверчиво улыбнулся.—

Начнем поэтому с главного. Вы сказали, что Солитов не должен был отключать нагреватель. Ведь так? Она согласно закивала.

— И. тем не менее он вышел из дома, оставив свои колбы благополучно кипеть?

— Не иначе, рассчитывал скоро вернуться.

— Во всяком случае, до того, как выкипит водяная баня?

— Но почему-то не возвратился. — Гротто задумчиво сложила руки на коленях.

— Это «почему-то» и есть главное, Наталья Андриановна. — Люсин припечатал ладонью кожаный валик. — А теперь расскажите про вашего шефа. Мне необходимо понять, что он за человек.

— Редкий, прекрасный, каких теперь не бывает. — Она медленно отвела потемневшие глаза.

— Продолжайте, пожалуйста, — тихо попросил Люсин. — Я не умею так… Слишком много всего, разного…

Это ведь жизнь, большой отрезок жизни. Всего и не перескажешь. Вы лучше спрашивайте.

— Пусть будет так. — Люсин сосредоточенно сдвинул брови. — Почему Георгий Мартынович, человек весьма пожилой и не очень здоровый, вел столь оригинальный образ жизни? Вместо того чтобы отдыхать, вкушая сельские прелести, он работает. И как работает! Даже ест у себя в кабинете. Невзирая на отпуск, днем и ночью что-то варит, анализирует. Добро бы еще выращивал на грядках всякие сорняки — мало ли бывает увлечений? — но он кипятит какие-то корешки, разлагает, смешивает, и все такое… Подвижник, которого заклинило на моноидее? Экстравагантный фанатик? Вдохновенный творец, нащупавший золотую жилу?..

— Трудно ответить определенно, — сдерживая волнение, она никак не находила нужных слов. — Его образ не вмещается ни в одно из ваших определений. Все значительно проще, чем вам кажется, и вместе с тем намного сложнее. Георгий Мартынович действительно очень увлеченный человек, и ему удалось многое сделать в науке, но как бы это сказать?.. Он всегда стоял чуточку выше. Выше себя самого, своих увлечений и, тем паче, заслуг. Вы понимаете, что я имею в виду?

Он воспринимал жизнь немножечко иронично. Вдохновение, творчество, о фанатизме я и не говорю — это не из его лексикона. Он стеснялся высокого «штиля». К нему, пожалуй, больше подходит слово любопытство. Он отличался удивительной, обаятельной любознательностью и плюс к тому — редкой работоспособностью. Вообще в нем неуловимо сочетались самые противоположные качества: умудренная зрелость и детская наивность, неутомимость и резкие перепады настроения… Не знаю, поняли ли вы меня, но то, что в другом человеке могло показаться чуть ли не экстравагантным, было для него органичным, естественным.

Люсин не сомневался в искренности Натальи Андриановны, но между образом, который она рисовала, волнуясь и трогательно выискивая слова, и тем, что непроизвольно соткался в его воображении там, на даче, зиял провал. Они не совмещались, едва намеченные, еще не облеченные плотью контурные эскизы, разделялись полосой непроглядного мрака. Самоирония, постоянная готовность взглянуть с высоты — словом, все то, о чем говорила Гротто, лежало по одну сторону, а «вертоград» с его ядовитыми саженцами и укромной теплицей, где вызревали под пленкой неведомые плоды тропиков, — по другую. Тут не детской любознательностью попахивало, а сверхчеловеческим, маниакальным упорством. Она многие годы знала и, возможно, любила по-своему одного человека, а он увидел совсем другого и никак не мог расстаться с первоначальным наброском. Пусть он знал Георгия Мартыновича лишь по фотографиям из личного дела, что были спешно размножены и разосланы по соответствующим каналам. Однако за плоским черно-белым изображением взрывались стекла и кружились поднятые на воздух листки, утонченно орнаментированные латинской скорописью. Они немало значили, эти разрозненные фрагменты. Пусть не Фауст, выращивающий в Колбе гомункула, но углубленный в забытые тайны искатель — вот какой портрет мозаично слагался из острозубых осколков, затуманенных темной накипью. Отсюда, от печки, переделанной под алхимический горн, и нужно было начинать осторожный танец.

— Вы так хорошо сказали об увлеченности, — Люсин сделал первый шаг. — Но каков сам предмет увлечений? Георгий Мартынович держал вас в курсе своих исканий?

— Не только я, вся кафедра, весь институт знал. Не в подробностях, само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем перестали. Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право остаться самим собой.

— Нужны определенные бойцовские качества, — нащупывая почву, подал реплику Люсин.

— Вот этого я бы как раз и не сказала. По своему складу он типичный ученый-одиночка. В глазах большинства доказательством правоты является не столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала удача. Он умел добиваться успеха в самый критический момент, когда все складывалось против него и вообще обстоятельства загоняли в угол. Только поэтому его оставили в покое. И что вы думаете? После того как препараты пошли в серию, погода молниеносно переменилась. Вчерашние насмешники начали буквально осаждать просьбами. Кто для себя, кто для родственников, а кто в расчете на ответную благодарность — для влиятельных друзей.