Мальтийский сокол - [44]

— Надеюсь, — сказал Спейд.

— Он не то имел в виду, — сказал Томас.

— А что он имел в виду?

Брайан замахал рукой.

— Только то, что ты мог ввязаться в это дело, ничего не подозревая. Могло же…

— Понятно, — фыркнул Спейд. — Негодяем ты меня не считаешь. По-твоему, я просто дурак.

— Ерунда, — отозвался Брайан. — Предположим, кто-то нанял тебя найти Монахана, сказав, что он сейчас в Сан-Франциско. Этот «кто-то» мог наврать тебе с три короба, например сказать, что Монахан — его должник, не уточняя деталей. Как ты мог догадаться, что стоит за этим? Почему бы тебе не считать это обычной детективной работой? И тогда ты, конечно, не несешь никакой ответственности за свое участие в этом, если, конечно, — здесь его голос стал выразительнее, а слова медленнее и отчетливее — ты не стал соучастником преступления, скрыв от властей убийцу или же сведения, которые могли привести к его поимке.

Гневные складки на лице Спейда разгладились. В голосе его тоже не было прежнего гнева:

— Ах, вот что ты имел в виду?

— Именно.

— Хорошо. Тогда никаких обид. Но ты ошибаешься.

— Докажи.

Спейд покачал головой.

— Сейчас доказать не могу. Могу просто рассказать.

— Тогда расскажи.

— Меня никто никогда не нанимал, чтобы делать что-либо, связанное с Дикси Монаханом.

Брайан и Томас обменялись взглядами. Снова посмотрев на Спейда, Брайан сказал:

— Но, по твоему собственному признанию, кто-то нанял тебя, чтобы делать что-то, связанное с его телохранителем Терзби.

— Да, с его бывшим телохранителем Терзби.

— Бывшим?

— Да, бывшим.

— По-твоему, Терзби больше не связан с Монаханом? Ты это точно знаешь?

Спейд протянул руку и бросил окурок в пепельницу.

— Я ничего не знаю точно, если не считать того, что мой клиент ни сейчас, ни в прошлом не интересовался Монаханом. Я слышал, что Терзби увез Монахана на Восток и там удрал от него.

Окружной прокурор и его заместитель снова переглянулись.

Томас сказал, стараясь скрыть волнение:

— Это дает делу новый поворот. Друзья Монахана могли поквитаться с Терзби за то, что он бросил Монахана.

— У мертвых игроков друзей не бывает, — сказал Спейд.

— Мы получили две новые версии, — сказал Брайан. Он откинулся на спинку кресла, несколько минут смотрел в потолок, а потом снова сел прямо. Лицо прирожденного оратора просветлело. — Собственно, остались только три возможности. Первая: Терзби убит игроками, которых Монахан надул в Чикаго. Не зная, что Терзби бросил Монахана, или не веря в это, они убили его как сообщника Монахана, или чтобы он не мешал им добраться до Монахана, или же потому, что он отказался вывести их на Монахана. Вторая: его убили друзья Монахана. И третья: Терзби выдал Монахана кредиторам, а потом что-то не поделил с ними, и они убили его.

— Ты не учитываешь еще одной, четвертой, возможности, — сказал Спейд с веселой улыбкой. — А вдруг Терзби умер от старости? Вы что, ребята, серьезно?

Брайан ударил ребром одной руки по ладони другой.

— И тем не менее разгадка находится среди этих трех возможностей. — Теперь он говорил, не пытаясь скрыть свою властную уверенность. Правая рука с вытянутым указательным пальцем поползла вверх, потом чуть вниз и вдруг застыла на уровне груди Спейда. — И ты можешь дать нам сведения, которые позволят определить, какая из них соответствует действительности.

Спейд протянул лениво:

— Да? — Лицо его сделалось серьезным. Он дотронулся пальцем до нижней губы, посмотрел на него, почесал им свой затылок. Нахмурился. Шумно выдохнул через нос и сердито прорычал: — Тебе не понравятся сведения, которые я могу дать, Брайан. Пользы тебе от них никакой. Они испортят твой сценарий о мести игроков.

Брайан выпрямился и расправил плечи. Говорил он сурово, но не угрожающе.

— Не тебе судить об этом. Прав я или не прав, я пока еще окружной прокурор.

Спейд задрал верхнюю губу так, что показались резцы.

— А я думал, что у нас неофициальная беседа.

— Я служу закону двадцать четыре часа в сутки, — сказал Брайан, — и какой бы ни была беседа, официальной или неофициальной, никто не имеет права скрывать от меня показаний, изобличающих преступника, если, конечно, — он многозначительно кивнул, — у тебя нет для этого достаточных конституционных оснований.

— Ты имеешь в виду, если они не изобличают меня самого? — спросил Спейд. Голос его был безмятежным, почти насмешливым, чего никак нельзя было сказать о его лице. — У меня есть основания посильнее, а точнее, поудобнее. Мои клиенты имеют право на то, чтобы их дела держались в тайне. Наверное, меня можно заставить дать показания большому жюри или коронеру, но пока меня туда не вызывали, а сам я без крайней нужды не имею ни малейшего желания разглашать секреты моих клиентов. Кроме того, и прокуратура, и полиция обвинили меня в причастности к убийству, произошедшему позавчера ночью. Раньше у меня уже были неприятности и с вами, и с полицией. Насколько я вижу, лучший для меня способ избежать новых неприятностей — это самому привести к вам убийц — естественно, связанных. И единственная моя возможность поймать их, допросить и связать — это держаться от вас и полиции подальше, потому что — и это уже очевидно — вы понятия не имеете, что на самом деле происходит. — Он встал и, повернув голову, спросил стенографиста: — Успеваешь, сынок? Или я слишком быстро говорю?