Мальтийский крест - [12]

Старушка за соседним столиком вздрогнула и, втянув голову в плечи, испуганно посмотрела на Литту. От смущения рыцарь грохнул во всю силу легких. Господин с пробором, чавкавший поодаль, перестал жевать, подумал с минуту и бесшумно продолжил.

Джулио каменно поглядел сквозь стекло на улицу. На вывеску с противоположной стороны, где с неаполитанским юмором значилось: "Золото, бриллианты и другие излишества".

Старушка, поджав губы, вернулась к запотевшему вазону.

На вывеске для убедительности была нарисована диадема, сильно смахивавшая на собачий ошейник. Желтые лучи, изображавшие сияние, наводили на мысль, что ошейник предназначен для бойцовых пород.

"Излишества – это очень верно", – подумал Джулио.

И под диадемой вдруг увидел ангела.

Склонив каштановую головку, ангел остановился перед витриной и в упоении смотрел на каскады эклеров, безе, профитролей и шоколадных маркиз.

Джулио так поразился, что перевел глаза на ближайший посторонний предмет – словно глазам не хватило воздуха. Ближайшим предметом снова оказалась старушка. Она вдохновенно укладывала куски мороженого меж золотых челюстей и после каждого захода воспитанно обтирала губы кумачовым платочком. Рядом на столе лежала нарядная коробочка.

Джулио бездумно потрогал родинку возле губ – родовой знак материнского рода Висконти.

Ангела, казалось, в особенности привлекал напомаженный пасхальный пирог в центре. В снежную гладь помадки безжалостно вонзился ценник на деревянном копье.

Застекленный лик ангела в меховой пелерине поражал нездешним спокойствием, как ранняя пиренейская пороша над буйными красками осени.

Посетители словно по команде глядели на ангела.

– Мех? – мечтательно сказал Робертино. – В Неаполе? Шикарно!

Ангел, словно услышав, поднял головку и стал глядеть сквозь стекло внутрь. По стеклу играли, отсвечивая, блики неаполитанского полдня. Ангел склонил головку на другое плечо, стараясь меж бликами рассмотреть внутренность кондитерской. Крупные светло-каштановые локоны, перехваченные повыше лба жгутом лилового шелка, колыхнулись по серебристой пелерине.

Голубые глаза ангела, два правильных круга с татарскими вытачками у переносицы, широко и лениво смотрели насквозь. Потом ангел с ангельским же равнодушием потерся щечкой о пелерину и отвернулся.

"Какие синие!" – запоздало подумал Джулио.

Старушка вдруг засуетилась, мощным броском добила мороженое, бросилась вон и выкатилась к ангелу.

Мех сам по себе есть соблазн. Женское лицо – тоже. Вместе они создают визуальный эликсир, способный оживить даже потухший Везувий. Что же говорить о Джулио? Он вырос в краях, где климат прямо противится чреватому сочетанию.

Господин с пробором стремительно поднялся, проворно сдернул со старушкиного столика коробочку, сунул в карман, поспешно вышел и растворился в толпе.

– Высокий класс! – сказал Робертино.

В дверях снова возникла старушка. Она нервно подошла к столу и растерянно уставилась на кумачовый комок. С необъяснимой брезгливостью подняла за уголок и ошарашенно заглянула под него.

– Неаполь! – мстительным шепотом сказал Робертино, склонившись к уху хозяина. – Нечего было зыркать!

Ангел стоял теперь в профиль, мирно сцепив руки внизу – там, где пушистый хвост пелерины тихонько раскачивался в полном безветрии, словно в такт мерным ударам сердца.

– Четыре ванильных! – торжественно объявил кельнер и, обогнув старушку, развернул перед Джулио сладкую ледяную батарею.

Девушка бесстрастно стояла перед нарядной толпой, накатывавшей с рыночной площади. Джулио поразился. С таким непостижимым спокойствием могли стоять перед Спасителем кармелитки, давшие обет не покидать монастыря на площади Сан-Винченцо в Мдине. Черные, бесстрастные клобуки с точеными лицами, изжившими даже расхожее благоговение…

"Если придется выбирать женщину, смотрите, как она стоит, – говорил герцог Луиджи, – когда на нее не смотрят".

– Как это? – удивлялся двенадцатилетний Джулио.

Литта механически подвинул к себе ближний вазон, и парадокс герцога внезапно стал ясен как Божий день. Ему вдруг показалось, что видит всю сцену со стороны. Вот и он глядит на девушку как на заалтарную статую в церкви Богоматери Побед, что у Валеттской таможни… Странное двойное изображение – он в фас, она в профиль – словно двойная икона-складень, так и врезалось рыцарю в память.

Старушка между тем беспомощно оглядывалась по сторонам, все держа платок за уголок. Взгляд ее упал на Робертино, подтянувшегося к уху хозяина. И вдруг зло сощурилась.

Словно во время молитвы ударили по щеке, рыцарь дернулся и обернулся. Смотрел с минуту на старушку и вдруг мучительно и полноценно покраснел. Не сходя с места, огромный Джулио мог легко дотянуться до соседнего столика…

Старушка поджала губы, почему-то положила платок обратно на стол, еще раз окатила моряка презрительным взглядом и вышла.

Подойдя к ангелу, принялась возмущенно жестикулировать. Ангел послушно повернулся обратно к витрине. Тут облачко услужливо набежало на солнце, стерев с витрины зеркальную фольгу. Ангел сквозь стекло разглядел Джулио и нахмурился. Потом плавно махнул рукой, отгоняя сожаление о пропаже, как докучливого шмеля. Снова выглянуло солнце.