Малоизвестный Довлатов - [5]
Читатель делает выводы — сам. И другого пути — нет. Вернее — есть. Через советское посольство и кассы «Аэрофлота».
Дальнейшее прошу напечатать жирным шрифтом:
Газета является независимой и свободной трибуной.
Эта трибуна предоставляется носителям разных, а зачастую и диаметральных мнений.
Редакция не всегда разделяет мнения авторов и несет ответственность лишь за уровень дискуссии…
В остальном — дело за читателем!..
Нелегкое это благо — свобода выбора. Помню, зашел я с матерью в кондитерскую лавку на Бродвее. Что-то ей не понравилось. Она и говорит:
— Хорошо бы в жалобную книгу написать. Или позвонить куда-нибудь…
— А может, — говорю, — просто зайти в другую лавку?..
«Новый американец» — сравнительно молодое издание. У нас есть масса проблем: финансовых, творческих, организационных…
Что нас поддерживает? Уверенность в правоте начатого дела. Любовь к газетной работе. Доверие и энтузиазм читателей. И разумеется — благородная помощь коллег-журналистов.
Нас поддержали — «Континент», «Эхо», «Третья волна», «Русская мысль». Я мог бы назвать десятки славных имен…
В этой связи несколько обескураживает позиция, занятая руководством «НРС». Казалось бы, уважаемый печатный орган с многолетней высокой репутацией. Самая популярная русская газета в Америке. Процветающее коммерческое учреждение с миллионными оборотами…
Так логично и естественно было бы поддержать молодое издание. Или, как минимум, не препятствовать его свободному развитию.
Ведь читательские души — не картошка. А газета — не овощная лавка. Рассуждения вроде: «Это мои покупатели! Уходите из моего квартала!» — здесь неуместны…
Сначала руководство «НРС» отказалось дать условия нашей подписки. (Что, кстати сказать, незаконно.) После этого всем авторам «НРС» было объявлено:
«Тем, кто содействует новой газете, печататься в «НРС» запрещается!»
В общем: либо — либо! Кто не с нами, тот против нас! Долой инакомыслящих, к стенке, на рею!..
Тут хочется вспомнить момент из прошлого. В 76 году меня напечатал «Континент». Затем — «Время и мы». Радио «Свобода» неделю транслировало мою повесть… Я тогда жил в Ленинграде. Исполнял мелкую безымянную халтуру для крупнейшего партийного журнала. Редактор (негодяй высшей марки) знал, что я печатаюсь в «Континенте». Он сказал:
— Пока нет указания из Смольного — работай!
И я еще в течение года продолжал халтурить. Печатался одновременно в СССР и на Западе. Будучи выгнан из Союза журналистов. Будучи лишен всех иных заработков…
Вспоминается еще один эпизод. Когда-то я работал в партийной газете. Каждую неделю в редакцию приходил человек из обкома. Вынимал из портфеля список. Это был список тех, кого нельзя печатать. И кого нежелательно упоминать. «Булгаков, Ахматова, Мандельштам, Гумилев…»
Я не знаю фамилии этого человека из обкома. А имя Мандельштам будет жить, пока жив русский язык!..
И последнее. Когда-то я писал заявку на документальный фильм о Бунине. В числе других исходных материалов упоминались записки Андрея Седых[1]. Сценарий был запрещен. Редактор «Леннаучфильма» заявил:
— Вы бы еще Милюкова упомянули!..
Мне кажется, тут есть над чем подумать. Не правда ли?
Эх, Бунина нет. Вот бы ему пожаловаться…
Наши дети так быстро растут.
Я вспоминаю детские ясли на улице Рубинштейна. Белую скамью. Подвернувшийся задник крошечного ботинка…
Мы идем домой. Вспоминается ощущение подвижной маленькой ладони. Даже сквозь рукавицу чувствуется, какая она горячая…
Меня поражала в дочке ее беспомощность. Ее уязвимость по отношению к транспорту, ветру… Ее зависимость от моих решений, действий, слов…
Дочка росла. Ее уже было видно из-за стула. Помню, она вернулась из детского сада. Не раздеваясь, спросила:
— Ты любишь Брежнева?
Я сказал:
— Любить можно тех, кого хорошо знаешь. Например, маму, бабушку. На худой конец — меня. Брежнева мы не знаем. Хотя часто видим его портреты. Возможно, он хороший человек. А может быть, и нет…
— Наши воспитатели его любят, — сказала дочка.
— Вероятно, они хорошо его знают.
— Нет, — сказала дочка, — просто они воспитатели. А ты — всего лишь папа…
Наши дети так быстро меняются. Английский язык им дается легко. Они такие уверенные, независимые, практичные…
Мы были другими. Мы были застенчивее и печальнее. Больше читали. Охотнее предавались мечтам.
Мы носили черные ботинки, а яблоко считали лакомством…
Я рад, что нашим детям хорошо живется. Что они едят бананы и халву. Что рваные джинсы у них — крик моды.
Для того мы и ехали.
Только я не знаю, как это связано — витамины и принципы, джинсы и чувства… Какая тут пропорция, зависимость? Хорошо, если прямая. А если, не дай Бог — обратная?
Надеюсь, все будет хорошо.
Отношения у меня с дочкой прежние. Я, как и раньше, лишен всего того, что может ее покорить.
Вряд ли я стану американским певцом. Или киноактером. Вряд ли разбогатею настолько, чтобы избавить ее от забот. Кроме того, я по-прежнему не умею водить автомобиль. Совершенно равнодушен к частной жизни знаменитой актрисы Лорен Бокал. (Такая фамилия подошла бы неопохмелившемуся флотскому офицеру.) И главное — плохо знаю английский. Что делает меня иногда совершенно беспомощным…
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переве дены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в Америке, где он жил с 1979 года. Его художественная мысль при видимой парадоксальности, обоснованной жизненным опытом, проста и благородна: рассказать, как странно живут люди — то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что нет в них и злодеев. Писатель знает: и рай, и ад — внутри нас самих. Верил Довлатов в одно — в «улыбку разума». Эта достойная, сдержанная позиция принесла Сергею Довлатову в конце второго тысячелетия повсеместную известность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Двенадцать глав «Наших» создавались Довлатовым в начале 1980-х годов как самостоятельные рассказы. Герои — реальные люди, отсюда и один из вариантов названия будущей книги — «Семейный альбом», в которой звучит «негромкая музыка здравого смысла» (И. Бродский), помогающая нам сохранять достоинство в самых невероятных жизненных ситуациях.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Почти покорительница куршевельских склонов, почти монакская принцесса, талантливая журналистка и безумно привлекательная девушка Даша в этой истории посягает на титулы:– спецкора одного из ТВ-каналов, отправленного на лондонский аукцион Сотбиз;– фемины фаталь, осыпаемой фамильными изумрудами на Мальдивах;– именитого сценариста киностудии Columbia Pictures;– разоблачителя антиправительственной группировки на Северном полюсе…Иными словами, если бы судьба не подкинула Даше новых приключений с опасными связями и неоднозначными поклонниками, книга имела бы совсем другое начало и, разумеется, другой конец.
Это сага о нашей жизни с ее скорбями, радостями, надеждами и отчаянием. Это объемная и яркая картина России, переживающей мучительнейшие десятилетия своей истории. Это повествование о людях, в разное время и в разных обстоятельствах совершающих свой нравственный выбор. Это, наконец, книга о трагедии человека, погибающего на пути к правде.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.
В эту книгу Людмилы Петрушевской включено как новое — повесть "Город Света", — так и самое известное из ее волшебных историй. Странность, фантасмагоричность книги довершается еще и тем, что все здесь заканчивается хорошо. И автор в который раз повторяет, что в жизни очень много смешного, теплого и даже великого, особенно когда речь идет о любви.
Масахико Симада – экстравагантный выдумщик и стилист-виртуоз, один из лидеров «новой волны» японской литературы, любящий и умеющий дерзко нарушать литературные табу. Окончил русское отделение Токийского университета, ныне – профессор крупнейшего университета Хосэй, председатель Японского союза литераторов. Автор почти полусотни романов, рассказов, эссе, пьес, лауреат престижнейших премий Номы и Идзуми Кёка, он все больше ездит по миру в поисках новых ощущений, снимается в кино и ставит спектакли.«Красивые души» – вторая часть трилогии о запретной любви, в которую вошли также романы «Хозяин кометы» и «Любовь на Итурупе».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.