Малиновый запах надежды - [62]

Женщина в костюме метнула на Людку ледяной взгляд и сухо приказала:

– Людмила, принеси кофе, как тебя просили. А после поговорим.

– Нет-нет, спасибо. Я уже не хочу кофе, – быстро возразила я, выложила на стол сторублевку и поднялась. – Кафе ваше уютное, кофе тоже, надо полагать, вкусный, только вот обслуживающему персоналу стоит поучиться вежливости. Пожалуй, я выберу другое место, с более вежливыми официантками.

С этими словами я чинно удалилась. Похоже, Людке грозят неприятности, но мне нисколько не было ее жаль.

На улице я наконец-то смогла дать волю своим истинным чувствам. Мне больше не нужно было притворяться невозмутимой, холодной, стервозной. Мне было больно, больно почти физически. Я присела на корточки, прислонилась спиной к стене какого-то дома, и, закрыв ладонями лицо, застонала.

Мне причиняли боль не столько Людкины обвинения, сколько осколки разбившейся надежды. За туманными намеками в записках таилась лишь банальная зависть и ненависть. Пустые намеки, созданные лишь для того, чтобы вывести меня из душевного равновесия. Лейла оказалась права.

– Девушка, вам нехорошо? – спросил у меня кто-то. Я отняла ладони от лица и увидела женщину в возрасте, которая участливо склонилась ко мне.

– Немного. Голова сильно болит, – призналась я.

– Здесь аптека неподалеку, вон за тем углом...

– Спасибо, – поблагодарила я, встала на ноги и послушно, словно зомби, побрела в сторону аптеки.

Очередь передо мной двигалась очень медленно, хоть и состояла из нескольких человек. Старушка возле окошка долго выспрашивала женщину-фармацевта обо всех покупаемых лекарствах: эффективны ли, не поддельные ли и нет ли чего подешевле. Я скучающе рассматривала стены, обклеенные рекламными плакатами. Средства контрацепции, успокоительные средства, лекарства от гастрита...

Девушка, стоящая в очереди передо мной, попросила снотворное. И я невольно прислушалась к разговору:

– Мне бы такое, чтобы было эффективным, но при этом не вызывало сонливости в течение дня...

– Попробуйте вот это – «Баюн», – фармацевт выложила перед посетительницей коробочку, изображенную на одном из рекламных плакатов. Точно такую же рекламу, только уменьшенную до журнальной страницы, мне подкинула Людка. – Достаточно эффективное.

И в моей памяти неожиданно всплыла картина. Я сижу на кухне и, обнимая холодную батарею, захлебываюсь отчаянием. Мне не хочется жить без Тима. Я кричу, обвиняю его в том, что он оставил меня одну. Потом, будто во сне, спускаюсь на улицу, иду в ближайшую аптеку и покупаю снотворное. «Мне самое эффективное, пожалуйста». «Вот это хвалят. Не вызывает дневной сонливости», – с этими словами фармацевт протягивает мне картонную коробочку.

Славик Малютка был прав: я действительно пыталась уйти из жизни. К Тиму. Но, наглотавшись таблеток, ушла не к нему, а в свой ад. Тогда впервые и увидела сон-видение с заснеженным полем и корягой. Сон-мука, в котором не было Тима и в котором я чуть не осталась навечно. Меня спас рано вернувшийся домой отец.

– ...Девушка, подходите! Не задерживайте очередь!

Обращались ко мне. Я вздрогнула и с виноватой улыбкой посмотрев на фармацевта, покачала головой:

– Нет, я передумала.

И быстро вышла на улицу.

Я возвращалась домой в метро и думала о том, что из всех записок, подкинутых Людкой, самой правдивой оказалась та, которой я и не придала значения. Я строила свои предположения, подозревая, что Юлия меня обманула. Но сейчас выяснилось, что те записки оказались обманками, пустой породой, а золотом-то оказалась совсем непримечательная на первый взгляд журнальная вырезка с рекламой снотворного средства. Значит ли это и то, что календарь тоже имеет подобную ценность?

Раньше я рассматривала записки в том хронологическом порядке, в котором мне их подкинули. «Забыла уже?», фотография со студенческого концерта и «Вспомни», журнальная вырезка, календарик, «Юлька тебя обманула», часы, газетная заметка об аварии с фразой «Юлька знает больше!» и последняя записка, которую изъяли бравые ребята Леонида, – «Скоро узнаешь больше». Но сейчас я мысленно отбросила записки-обманки, клевещущие на Юльку, и выстроила оставшееся в том порядке, в каком происходили события в жизни.

Фотография со студенческого концерта, часы Тима, разбитые в аварии, заметка о ДТП, записка «Юлька тебя обманула» (так уж и быть, оставлю ее в этом ряду, ведь Юля первое время скрывала от меня гибель брата), реклама снотворного, которое я приняла, чтобы уйти следом за Тимом. Оставался лишь календарь с рекламой зубной пасты... Ему должно быть место в этом ряду! Я мысленно ставила его между другими «подсказками», словно пыталась подобрать код от сейфа моих воспоминаний. И вот, когда я мысленно поставила календарик между фотографией с концерта и разбитыми часами, все встало на свои места. Мне вспомнился эпизод четырехлетней давности, расплывчатый и смутный, как отражение в подернутом рябью озере.

* * *

...Я сидела в дерматиновом кресле в коридоре какого-то учреждения с развешанными на белых стенах рекламными плакатами, ратующими за здоровый образ жизни. И в ожидании кого-то без интереса рассматривала щедро рассыпанные на стоящем рядом с креслом низком столике рекламные буклеты. Мимо меня, звонко цокая каблуками по отмытому до блеска плиточному полу, прошли две женщины.